Знаю, знаю, закивала Глебова, он мне рассказывал, как он тогда упал, как ты ему привиделся, как кровь вмиг унялась, как рана зажила, будто…

Но тут она вдруг замолчала, долго смотрела на тебя, а после тихо спросила:

– А Бус, он что, и вправду был рожден от волка?

Ты думал, что ты задохнешься. Ты ведь никогда до этого не слышал, чтобы о нем так говорили – как о равном!.. Но это говорила Глебова – вот о чем ты тогда успел подумать. И только хрустнул пальцами – так крепко ты их сжал, – и глухо, тяжело сказал:

– Пустое. От волка только волк рождается, а от человека – человек.

– Так Бус рожден от человека?

– Нет.

– А от кого тогда?

– Слыхала ведь, поди.

– А все равно скажи!

– Сейчас об этом при тебе нельзя. Ведь ты под сердцем носишь.

– Кого?

Ты вздрогнул и спросил:

– Как кого?

– А так, – тихо сказала Глебова. – Я внука твоего ношу. А если ты от Буса, то и он от Буса. Вот и скажи ему.

– Ему, – сказал ты, – знать об этом еще рано. А после ему Глеб расскажет. Мне мой отец рассказывал, и ему тоже пусть так же. У нас такой обычай. От Буса так заведено! И мы же не волки, чтобы молчать. И Бус не от волка. А его только волчьим молоком вскормили. Когда его нашли на пепелище, вокруг волчьих следов было – не счесть! А молоко, оно…

Тут ты не удержался и поморщился. А Глебова тотчас спросила:

– А волчье молоко, оно какое?

Ты и это стерпел! Помолчал и сказал:

– Какое? Как и всякое. Только звериной оно пахнет, вот и все. Но кабы не оно, давно бы меня не было. Мы, Бусов род, им только и спасаемся, когда к нам смерть приходит. Но если буду опять помирать, то не давай мне молока звериного. И другим скажешь, чтобы не давали. Скажешь?