Она молча смотрела на тебя. После зажмурилась. Но головы не отвела.

– Э! – сказал ты. – Смешные вы! А я уже старый. Пора и честь знать. Все уходят, а я что, всех хуже?!

И вдруг сразу вспомнил! И тебя как огнем обожгло! Ты вскочил! Она глаза открыла, отшатнулась!..

И ты сразу опомнился, и виновато улыбнулся, сел, дух перевел и сказал:

– Совсем я одичал. Совсем стал как зверь. Вот и боюсь того, что когда положат меня в сани, так как бы кони не перепугались и не понесли! Поэтому… слушай меня!.. Когда я помру, скажешь Глебу, и братьям его тоже, только им, а больше никому, ты слышала?! Чтобы не везли меня в санях, а чтобы только на руках несли!

– Но…

– Так хочу! Ты скажешь им?!

– Скажу…

Всеслав вздохнул. Подумалось: а ведь не скажет! Потому что Глеб один приедет. И скачет уже Глеб и загоняет лошадей, спешит, а ты еще надеешься, что еще встанешь и вместе с сыновьями выйдешь к Зовуну, и обнажите вы мечи свои и устрашите град…

А Бус тихо ушел, хоть он был не тебе чета. Ведь до него мы были совсем дикими, мы ничего не знали и ничего не умели. А он научил нас ковать железо и объезжать лошадей, собирать мед и варить сурью, плести сети. И он же нам сказал, что такое есть Правь и что такое Навь, как Прави следовать, как Нави избегать, и затвердили мы его слова, и записали их, ибо он дал нам и грамоту, и эту грамоту и по сей день именуем мы «Бусовы резы», да только порубили их, сожгли, пепел развеяли – это когда уже к нам крест пришел, а прежде эти книги были почитаемы священными, мы поклонялись Бусу, и он нас оберегал, никто не смел на нас ходить, Бус всех поверг; он от моря до моря ходил, он горы перехаживал, твердь сотрясал… Но уже и этого ему казалось мало! И он сказал: я отведу вас в рай!.. Нет, что я говорю! Тогда про рай еще не знали – креста здесь еще не было. Был ирий, где река молочная, она течет из вымени нашей кормилицы Земун. Там, в ирие, живут все наши пращуры, там они пашут и сеют, свивают снопы, пасут свои стада, охотятся, сражаются, ибо имеют жизнь такую же, какая у них была здесь. Там только смерти нет и там все молоды, и нет там голодных, нет лживых, боязливых – там все чисты, как молоко нашей кормилицы Земун!

Но разве может быть такое на земле? Разве могут все в ирие жить? Нет, Навь это, смущение! И отвернулись люди от него. Тогда он их собрал и стал им говорить, что знает, как идти. Он звал их всех. Все знали, чей он сын и кто он для них. Но закричали: «Не пойдем! Здесь будем жить!» И было так, как прокричали; не пошли. И он остался с ними, не пошел. Про ирий больше им не говорил, молчал и ни к кому не выходил. Придут к нему, спросят о чем-нибудь – научит, а не придут – молчит. И не зовет никого. Потом стал говорить, что он боли не чувствует, что его кровь ушла. А после, в первый снег, вдруг повелел собрать охоту. Там, на охоте, она, Матерь Сва, и явилась, и забрала его. Ибо жить среди нас он уже не желал… Нет, что я?! Ложь это! Он и сейчас при нас. Он, может быть…