Борис заговорил:

– А я с рассвета здесь. Будил тебя, не добудился. Страх меня взял. Уже хотел Иону звать…

Ох, обожгло внутри! Крикнул Всеслав!.. Нет, даже хрипа не было. И не поднять было руки, и головой не мотнуть. Одни только глаза, должно быть, кровью налились…

А сын сказал:

– Я после передумал. Кликнул бояр. Рядились мы. Решили подождать. Даст Бог, поднимешься.

Поднимешься! Всеслав закрыл глаза. Сын продолжал:

– Я думал, не успею. Вот и спешил. Считай, один пришел. Ну, пятеро со мной. Но что такое пятеро?!

Он замолчал. Долго молчал. Всеслав открыл глаза. Борис опять заговорил:

– Слыхал, кричали?

Всеслав заморгал – да, слыхал.

– Так это, – продолжал Борис, – приходили от градских. Онисим, Ставр, Свияр Ольвегович, Прокуд… Про амбары был крик. А я сказал, чтобы они спесь укоротили, что срам это, что Его дом домом молитвы наречен, но не вертепом… Господи!..

Борис поднял глаза на потолок, немного помолчал, а после опять стал смотреть на отца. И дальше говорить:

– А после я сказал, что мы того добра не тронем. Мы, я им сказал, не находники. И мы не Степь. Но мы стоим за уговор. Будет всё по уговору и под Зовуном. И поэтому ждать Зовуна, вот чего теперь надо, а не шуметь. Вот там, под Зовуном, сказал, все и решим, ждите того. А до того мы никого не пустим, ибо тогда как быть, когда в амбарах завтра станет пусто? Кому тогда платить? Всем, что ли? Поровну? Нет, не бывать тому!

И он тряхнул головой, и даже поднял руку! Так, видно, он и там так говорил! Вот тебе и Борис, вот и робкий, подумал Всеслав радостно. А Борис не унимался, продолжал:

– И я еще сказал: того, чтобы на всех было разложено, не допущу! Так, я сказал, отец велел. Пусть, я сказал, как повелел отец, уплатит тот, кто брал, кто наживался. А прочие, сказал, сироты, вдовы, меньший люд, пусть не печалятся, с них и вот столько не возьмем. Вот так-то вот, град-господарь!

И рубанул рукой – вот так!.. Вот так и я бы им сказал! Вот, сын Борис, утешил! Вот…

Всеслав заморгал.

– Воды? – спросил Борис. – Еще?

Еще! Вон сушит как! Горит нутро! И языком не повернуть, рукой не шелохнуть – только одни глаза еще живут. Подай воды, Борис!

Подал. Всеслав выпил много, но не полегчало. Жгло. Борис посмотрел, покачал головой, ничего не сказал. «Бог даст – поднимешься». А не дает! И ты молчишь, Борис. А дальше что?