– Ты ведь не в первый раз говорил с царицей?

– Не в первый, – ответил франк, хмуря брови. На том разговор и кончился. Огибая большую площадь, в центре которой стояла конная статуя василевса Юстиниана, послы услышали из таверны на краю площади вопль Талута:

– Да, нас прислал сюда Святослав! За золотом! Если царь нам его не даст, то наш князь сюда сам прискачет с дружиной! И поглядим тогда, чего стоят все эти стены!

– О боже, что за дубина? – схватился за голову Гийом. Круто повернувшись, он побежал к таверне. Рагдай кинулся за ним.

– Гийом, погоди! Он орёт по-русски! Кто здесь его понимает?

– Я тебе точно могу сказать, что здесь – до черта понятливых, – усмехнулся франк, открывая двери.

За ними, точно, царило взаимное понимание, да и бог знает что ещё. Такого рода таверны возникли даже в центральных районах Константинополя при Никифоре Фоке, когда казну нужно было пополнить любыми средствами, а потом исчезли. Это был жуткий притон. Талут и ещё шестеро дружинников пили с дюжиной молодцов, лишь одного взгляда на которых нормальному человеку хватило бы, чтобы сильно насторожиться. У некоторых из них, в том числе у трёх здоровенных негров, были следы оков на запястьях. Талут готов был с ними подраться, чтоб доказать им, что он не врёт. Прочие дружинники уже были слишком пьяны, чтоб что-то доказывать. Разглядев Гийома с Рагдаем, Талут ужасно обрадовался.

– А вот и мои друзья! – стал он верещать на всю площадь, – спросите у них, спросите! Они вам сразу ответят, что мы приплыли в Царьград за золотом!

– Ну-ка быстро, твари, встали и вышли! – негромко проговорил Гийом, обращаясь сразу ко всем своим боевым товарищам. Те вскочили – ну, так себе, конечно, вскочили, и стали медленно выходить, цепляясь за каждый угол. Талут хотел было спорить, но франк его вышвырнул пинком. Прежде чем покинуть таверну, Гийом с Рагдаем обвели взглядами разноцветные лица тех, кто остался. На улице Рагдай взял Талута за воротник.

– Ты за каким чёртом орёшь тут, сволочь, про золото?

– А чего? – завизжал Талут и изо всех сил попытался вырваться. Но Рагдай держал его крепко. Воротником сдавив ему шею, он объяснил:

– А то, что если ещё раз выйдешь ты из предместья без моего разрешения – оторву башку тебе, понял?

– Это касается всех, – прибавил Гийом, внимательно поглядев на дружков Талута. Они потупили очи. Талут о чём-то хрипел. Но его не слушали. А потом Рагдай его отпустил, и все зашагали к предместью св. Мамы.

Через полтора дня, на рассвете, русским послам велели явиться в гавань. Туда уж были доставлены под охраной отряда воинов два стальных сундука, наполненных золотом. Возглавлял охрану этериарх по имени Иоанн Куркуас. Никифор Эротик, также явившись в гавань, вручил Гийому некий пергамент с печатью. На нём рукою императрицы было начертано повеление всем властям пропускать послов Святослава, везущих золото. Сумма дани была указана. Под размашистой подписью Феофано стояла подпись Василия, её сына. Гийом отдал помощнику логофета вместо расписки свои посольские грамоты и о чём-то спросил его по-французски. Никифор ему ответил на этом же языке, сперва рассмеявшись. Они пожали друг другу руки, после чего сундуки были перетащены на ладью, и посольство отбыло восвояси.