Поднявшись к ним по крутой улиткообразной лестнице, секретарь увидел, что Анемас сидит на скамеечке, положив на колени саблю. Из-за дверей доносились пронзительный женский визг и грозная брань царицы. Также был слышен топот от беготни и тихие причитания других девушек.

– Что такое там происходит? – спросил Никифор у Анемаса. Тот поглядел на него холодными голубыми глазами и объяснил:

– Госпожа разгневана.

– Это ясно! Я спрашиваю тебя, на кого она так разгневана?

– На одну из своих прислужниц.

– Чёрт побери! На какую именно?

– На Ирину. Она её избивает палкой.

Никифор оторопел. По его спине прошёл холодок.

– Ирину? Племянницу Варды Склира? Палкой? За что?

– Она хочет выйти замуж.

– Ирина?

– Да.

Никифор решительно распахнул одну из створок двери и быстро вошёл. В эту же секунду ему пришлось отшатнуться от белокурой юной красавицы, что бежала прямо к дверям, ревя во всю глотку и заливаясь слезами. За ней гналась Феофано – в монашеском одеянии, босиком. Она хлёстко била девушку по затылку, спине и прочим частям бамбуковой тростью и осыпала её проклятиями. Царица напоминала взбесившуюся пантеру. Но, тем не менее, секретарь решительно преградил ей путь и взял её за руки. Избиваемая, воспользовавшись его услугой, благополучно выскользнула за дверь и помчалась вниз по винтовой лестнице, оглашая рёвом все этажи. Тогда гнев царицы обрушился на Никифора.

– Негодяй! Подонок! – выла она, брызгая слюной и пытаясь вывернуться, – подлец! Анемас, ко мне!

– Анемас, не двигаться! – строго выкрикнул секретарь. Богатырь исполнил его приказ. Он неплохо знал свою госпожу. Столкнувшись с подобной наглостью, Феофано от возмущения уронила трость и пришла в неистовство. Кое-как спасая лицо от её плевков, Никифор заметил возле кровати ещё трёх патрицианок очаровательной внешности, в бриллиантах и белоснежных туниках, расшитых золотом. Они были очень напуганы. Пользуясь своим коротким знакомством с ними, оплёванный секретарь велел им уйти. Юные особы охотно сделали это и хорошенько прикрыли за собой дверь. Взбесившаяся пантера не унималась. Она хрипела уже, продолжая биться в руках Никифора:

– Сволочь! Тварь! Кошачья блевотина! Ты за это ответишь мне! Да, да, да! Я прямо сегодня отдам тебя палачу! Ты кровью умоешься, клянусь дьяволом!

– Святослав объявил войну, – сказал секретарь. И сразу почувствовал, что держать царицу больше не нужно. Он её выпустил. Она сделала шаг назад. Лицо её стало бледным. На нём возникла растерянность.

– Как могла ты её избить? – продолжал Никифор, – ты что, забыла, кто её родной дядя?