Исаак заявил, что он и сам иногда бывал в Багдаде, так что имел честь знавать всю почтенную уважаемую семью аль-Рашида. И довелось ему как-то выслушать рассказ о том, что лишь на старости лет удостоил аллах его отца, уже имевшего пять дочерей, рождением сына. К тому же мать Ибн аль-Рашида умерла при родах, после чего престарелый родитель купца уже так и не женился. Вот и выходит, что вроде бы брата у араба никогда не было, тем более младшего.

Поначалу Тимофей Малой усомнился в услышанном, но Исаак бен Рафаил тут же выразил готовность немедленно сменить свою веру, если он хоть в чем-то посмел обмануть столь гостеприимного хозяина.

Полученной от иудея информации сам Малой не придал особого значения, разве только немного подивился, и лишь наутро призадумался. Во-первых, несколько странноват был сам визит. Никогда иудей не торговал пшеницей, предпочитая более компактные и дорогостоящие товары.

Во-вторых, только непроходимый дурак может пытаться перекупить товар у другого купца, особенно если известно, что тот уже практически собрался уезжать с ним. Этот крючконосый хитрец дураком никогда не был. Скорее даже как бы наоборот.

Да и цену он предложил за зерно смешную, притом почти не торговался, не пытался уговорить Малого скостить свои требования. Это в-третьих. К тому же если почесать в затылке, имелось еще «в-четвертых» и «в-пятых». Например, дел с Тимофеем ранее иудей никогда не вел, и Малой ни разу не слыхал, чтобы Исаак, находясь в гостях у русских купцов, отведал или испил хоть что-то, кроме родниковой воды.

Словом, все это было настолько странно, что Тимофей порешил немедля известить о загадочном визите еврея своего князя. Однако дел перед отъездом хватало, и вспомнилось ему об удивительном госте уже на пристани, незадолго до отплытия.

Несколько смущаясь, Малой все рассказал Константину как бы между прочим, словно о забавной безделице, поминутно ожидая, что князь начнет высмеивать его за такие пустячные пересуды и сплетни. Увидев же, что слушают его очень серьезно, вовсе не собираясь потешаться, Тимофей окончательно осмелел и — будь что будет — выплеснул перед князем все свои соображения и догадки.

Сам Константин поначалу больше делал вид, что слушал. Вид же имел серьезный лишь для того, чтобы ненароком не обидеть собеседника. Ну и нету брата у Ибн аль-Рашида, подумаешь. Стало быть, у араба точно поехала крыша.

— Ну а сам-то ты что обо всем этом мыслишь? — прищурившись, спросил он, едва Тимофей умолк.

Малой приосанился. Нечасто князь держит с купцом совет, ежели, конечно, речь не идет о торговых делах, а с ним, Тимофеем, такое и вовсе происходит впервые. Значит, уважает, так что тут попасть впросак — себе дороже. Однако раз спрашивает — стало быть, надобно ответить, и Малой насмелился.