— Вот теперь можно и потолковать с купцом, — удовлетворенно мурлыкал он, продолжая любоваться золотыми крылатыми хищниками.
К тому же сам ларец к тому времени Охлуп кое-как собрал воедино, хотя внизу уже ничего не лежало.
Впрочем, по сравнению с сияющим от счастья Ибн аль-Рашидом рязанского князя можно было бы назвать мрачным, как грозовая туча. Араб буквально светился от переполнявшего его ликования. Он многословно, неоднократно повторяясь, еще раз поведал князю, как он любил своего брата, как тот любил его и как горевал сам купец, когда после очередного возвращения в родные края узнал, что брат умер, а вдова успела распродать все его вещи, и ему достался лишь этот простенький резной ларец — последняя память о бедном Хакиме.
— А в ларце ты что-то хранил? — невзначай поинтересовался князь.
— Пуст, совсем пуст был, — энергично затряс длинной бородой Ибн аль-Рашид.
— Тогда я, пожалуй, возверну своим воям ту пластину, кою они нашли рядом с ларцом. Видать, ее совсем другой человек потерял, — предположил князь, отдергивая тряпицу, под которой лежал золотой кречет.
— Нет! — во весь голос заорал купец, на миг позабывший всю свою обычную невозмутимость и сдержанность. — Пластина оная выпала из… иного ларца, в коем я хранил свои безделушки. Я ее сразу признал, моя это!
— А почто не искал?
— Да кто ж злато отдаст? — пояснил араб. — Ларец-то всяко дешевше гривны, а я пять обещал. Потому и надежа была, что возвернут. А злато оно и есть злато. Но я и за нее награду выдам, — засуетился он и тут же выложил из своей необъятной калиты на столешницу еще пяток гривен.
— А мне эта вещица уж больно по нраву пришлась, — сознался князь. — Продай, а?
— Никак не могу. Она… она… обещал я ее уже, — нашелся купец. — Любую иную так отдам, без гривен, а эту никак нельзя.
— Коли обещался — иное дело, — согласился князь. — Ну тогда на денек-другой оставь ее у меня, а я у златокузнецов похожую закажу, — попросил он.
— Тоже не могу. Она… я… собирался… к завтрему отплыть… на рассвете… вот, — выдохнул Ибн аль-Рашид, почти с ненавистью глядя на благодушного русобородого здоровяка. — Ты бы отпустил меня, княже. У меня ведь товар еще не собран. Поспешить надобно.
— Ну коль так, — развел руками Константин, — держать не стану. — И он с наивной улыбкой на лице похвастался: — Вишь, я как умно поступил. Как чуял, что ты уехать собрался. Взял да и заказал себе у своих умельцев такую же птаху. И подивись, как они ее смастерили — будто близнята получились.
С этими словами он сдернул со стола вторую тряпицу, под которой обнаружился… еще один кречет.