Она повернулась, подошла к сиротливо лежащему на снегу кресту, нагнулась, чтобы поднять его, и… неловко взмахнув руками, рухнула навзничь. Это Мстислав Глебович, изловчась, прямо в лицо ей своим сапогом угодил, отомстив за унижение.

Увидев это, Константин понял, что надо срочно что-то предпринять. И другое осознал — чтобы отыскать выход, у него на все про все считаные секунды имеются. С десяток, не больше, а затем… Затем поздно станет.

Толпа поначалу не поняла, что случилось. Не до того ей было. Добрая половина обсуждала слова князя про то, что он никого к вере не принуждает, и каждый из них, получалось, может уже не таясь в кумирню к своим привычным богам прийти, дабы требы им принести.

Лишь когда некоторые из впереди стоящих возмущенно ахнули, все сызнова на кузнечиху внимание обратили, и опять людям еще непонятно: сидит Пудовка, одной рукой о снег опершись, а другой кровь с разбитых губ вытирает. Что случилось, откуда кровь — ничего не ясно. Но выяснили быстро — сельчане, кто в доподлинности видел произошедшее, рассказали.

Словом, если все считать, то после удара князя Мстислава до того, как толпа возмущенно загудела, прошло чуть ли не полминуты. И когда люди стали угрожающе надвигаться на связанных князей, перед ними, загораживая пленников, уже оказался Константин, вставший на их пути. Он-то мгновенно сообразил, что произойдет дальше, а потому отпущенные ему лишние секунды успел использовать по максимуму.

Кляня в душе на чем свет стоит пленных черниговцев, которые сами старательно норовили отправиться на тот свет как можно скорее, он проворно вскочил со своей лавки, да так стремительно, что она завалилась назад, и метнулся к пленным. Разумеется, одному человеку четверых не заслонить, как ни пытайся, но оставленные Вячеславом дружинники были далеко не из худших. Трое из них и без того стояли подле связанных князей, но и те четверо, которые находились близ Константина, тоже не сплоховали, устремившись вслед за своим князем. Миг, другой, и вот они уже выросли по бокам от него — одна рука на сабле, намекающе, другая на копьеце, угрожающе. Попробуй-ка напади.

Но и тут кто знает, как бы разворачивались дальнейшие события, если бы не раздался княжеский голос.

Константин не приказывал не трогать пленных и не повелевал отойти назад — все это бесполезно. Бесполезно и… глупо. Пытаться обуздать разъяренную толпу вообще бессмысленно, ибо в такие минуты она не слушается даже вожаков, если те пытаются сказать что-то поперек.

Оставалось два пути. Один — разогнать. Но тогда сызнова прольется кровь, притом тех самых селян, которых он прибыл защитить. Да и управятся ли его дружинники — уж больно мало их осталось. Значит, второй — вроде бы пойти на поводу и, возглавив, постараться повести за собой, на ходу меняя направление ее движения в нужную сторону.