Обед был очень простой. На каждом столе были бутылка белого и бутылка красного вина. Другого не давалось. Разговор шел отдельный за каждым столом, только изредка великий князь перекидывался с кем-нибудь словом. После обеда все сразу опустело и я вернулся к своему милому хозяину Кудашеву.

В общем, впечатление людей, мною виденных, было добропорядочное, но, конечно, живой первостепенной силы, которая все это объединяла бы, не было. Тщетно было искать личность, которой хоть сколько-нибудь была бы по плечу роль, навязанная историей. Еще скорее великий князь, хотя, может быть, и не очень умный, но с рыцарской душой и способный не бояться ответственности, был единственной фигурой, на которой при всех его недостатках можно было с уважением остановиться, будь у него другой начальник штаба. К сожалению, Янушкевич в значительной степени парализовал качества великого князя.

Глава XII

Глава XII

На следующее утро я с поездом, в котором догнала меня жена, покатил дальше. Мы переночевали в Киеве и доехали до Бухареста. В общем, в Бухаресте была все та же картина веселого, беспечного города, сброда аферистов, шпионов, кокоток, шумной ярмарки с распродажей оптом и в розницу муки, керосина, чести и всего вообще, за что можно сорвать деньги.

Благодаря порче пути мы с большим опозданием проехали через Софию и на вокзале пробыли не больше четверти часа. Встретивший нас там Савинский[194] обещал приехать на этих же днях в Ниш. Нам нужно было обо многом договориться ввиду предстоявшего снова выступления держав, имевшего целью произвести наконец сдвиг на Балканах.

Общее положение в это время складывалось следующим образом. После очень долгих переговоров Италия наконец объявила войну Австрии в середине апреля 1915 года. Выступление дало повод сильному волнению в Сербии, благодаря слухам о чрезмерных притязаниях римского кабинета и о том, что ему удалось добиться согласия наших союзников и нашего на отдачу многих чисто славянских областей. Пашич сильно роптал на то, что ему не нашли нужным и возможным сказать об этом ни слова. В свое время, когда через Ниш проезжал Гирс[195], я воспользовался его кратким пребыванием, чтобы свести его с королевичем [Александром] и Пашичем, чтобы дать им некоторое удовлетворение и, в то же время, ознакомить его с сербскими желаниями. Раздражение против итальянцев выливалось в самой резкой, часто неприличной форме. Только благодаря такту осторожного барона Сквитти мелочные уколы и неприятности, которые ему делались на каждом шагу, не были раздуты им до размера инцидентов, способных испортить международные отношения. Раздражение против Италии переносилось и на союзников, и на Россию, с столь легким сердцем торговавших сербскими интересами.