Всего естественнее представлялось направиться на Монастырь[205], где было ближе и естественнее базироваться на ожидавшиеся в Салоники союзные войска и где нельзя было опасаться быть отрезанными, ибо из Монастыря можно было направиться либо в Салоники, либо в Санти-Кваранту[206]. Осуществлению этого плана помешали соображения не по существу, а психологического характера.

Между Верховной командой и правительством никогда не было вполне хороших и согласных отношений. Во всем, что случалось во время войны, обе власти – военная и гражданская – ревниво следили друг за другом. Страна и армия переживали с начала войны ряд кризисов: вначале – кризис боевого снабжения, потом – неслыханное развитие эпидемии, потом – кризис продовольственного снабжения армии, наконец переговоры об уступках Болгарии по требованию держав и в довершение всего – обманутые надежды на выступление Греции, на быструю помощь союзников, неправильный учет неприятельских сил, – все это следовало одно за другим; каждое из бедствий, недостатки организации и передвижения, ошибки, промахи, разбитые иллюзии служили предметом взаимных обвинений. Каждая сторона стремилась переложить на другую ответственность за происшедшее. Поэтому также, когда надлежало принять безотлагательное решение, ни одна из сторон не хотела делать этого на свой страх.

Начальником штаба был дряхлый больной генерал Путник, остававшийся у власти только благодаря легенде, сложившейся вокруг его имени и стяжавшей ему популярность среди солдат. Делом заправлял его помощник, молодой еще полковник Живко Павлович, по-видимому не лишенный дарований, но не пользовавшийся достаточным авторитетом ни в глазах старых генералов, командовавших армиями, ни тем более в своих отношениях со стариком Пашичем. Военные агенты, отражавшие настроение Верховной команды, нередко с раздражением отзывались о вмешательстве Пашича в руководство военными операциями.

Отношения между Верховной командой и правительством особенно обострились в последний период перед открытием военных действий в сентябре 1915 года. Военные не могли простить Пашичу, что он помешал им, согласно требованиям держав, напасть на Болгарию, пока она не была готова. Ему ставили в вину все неудачи в переговорах с державами и Грецией.

Когда последняя[207] изменила, пришлось перестраивать все планы. Сопротивляться на два фронта Сербия была не в силах. Самый простой и естественный, с точки зрения военной и политической, план состоял конечно в своевременном отходе армии на юг для соединения с союзниками и приближения к морской базе. Карты смешало отчасти временное колебание французов. Вначале они обещали присылку войск в коренную Сербию. Как я уже говорил, их ожидали в Нише.