На третий или на четвертый день нашего пребывания Пашич пригласил к себе всех нас, посланников, и сказал, что нам необходимо спешно выезжать в Черногорию, ибо дорога на Монастырь была уже в руках болгар. Он все еще не окончательно потерял надежду на отобрание сербами Скоплье, но полученные им известия видимо давали мало основания сохранять эту надежду. Если это удастся, тогда мы все снова соединимся в Монастыре, если нет, то он полагал, что мы – из Сан-Джиовани-ди-Медуа, а он – через Дураццо проберемся, в конце концов, в Салоники и там соединимся. Когда мы высказали мысль, что, может быть, нам лучше подождать, пока положение не станет более ясным, Пашич ответил, что в случае неудачи он опасается, что все пойдет вверх дном, окончательно исчезнет всякий порядок, и тогда мы, посланники, можем оказаться оставленными на произвол судьбы. Ввиду этого он настаивал на нашем безотлагательном отъезде. Я у него спросил, что же сам он предполагает делать. «У меня есть друзья между албанцами, которые проведут меня тропинками в Дураццо, а оттуда я прямо доберусь в Салоники», – отвечал он.

Как сказано, так и сделано. На следующее утро, это было 7 ноября, мы на рассвете вышли из Призрена.

С нами отряжен был Иованович, который путешествовал с женой и сыном – мальчиком лет 12. Наш путь лежал на Дьяковицу. Мы выехали из Призрена в экипаже. Я взял новенькую коляску, стоявшую у Емельянова. В нее запрягли пару кровных рысаков, принадлежавших одному богатому сербу, который сам предложил своих лошадей, с тем чтобы мы довели их хотя бы до Дечан. Дорога, благодаря густой грязи, была очень тяжелая. Жаль было видеть прекрасных лошадей, выбивавшихся из сил, чтобы вывезти коляску.

Границей между Сербией и Черногорией была река Белый Дрин. Через нее был перекинут очень живописный и очень неудобный каменный мост, возвышавшийся не круглой аркой, а довольно острым углом посередине. Мост был узкий, без перил. Мы, конечно, вышли из коляски, а лошадей провели под уздцы, и счастье, что они не испугались и не опрокинулись вниз вместе с коляской.

С моста открывался прекрасный вид. Направо, на север, Дрин лежал между отвесными скалистыми берегами; на юг, налево, он уходил в широкую равнину, в которой извивался и сверкал в разных местах. Мы покинули пределы Сербии ровно через месяц после выступления из Ниша, поэтому мне запомнился этот день 7 ноября.

Поздно к вечеру прибыли мы в Дьяково. Это был уже чисто албанский городок, но разглядывать его не довелось, ибо предстояло только переночевать и тотчас дальше пуститься в путь. Улицы были пустынны, дома не освещены. Нас кто-то перехватил на улице и направил к месту, у которого для нас с Мамуловым был приготовлен ночлег. Кмет радушно встретил нас, угостил обильным ужином, а на утро снова с рассветом мы отправились дальше. Нам предстояло в этот день попасть в Дечаны.