Кажется, что Брежнев только в конце декабря 1979 г. пришел в себя и только теперь осознал, что он и его тройка наделали, в последние два года своей жизни он опять развил относительно динамичную, хотя и преисполненную отчаяния деятельность, чтобы уменьшить внешнеполитический ущерб. Громыко, Андропов, Устинов и Пономарев полагали, что с помощью осторожного давления на Францию и Германию можно будет выйти на контакт с США и НАТО2586. Но французский посол в Москве, которого с этой миссией посетил Загладин, не особенно обрадовался авансам, потребовал немедленного вывода войск и заявил совсем уж не дипломатически: «Нынешнего президента [Афганистана] вы [в]везли в коляске, прицепленной к вашему танку»2587. И все-таки Брежнев добился, что в мае Жискар дʼЭстен встретился с ним на «нейтральной» территории в Варшаве, а Шмидт посетил его в июне2588. Он снова активно переписывался с Вилли Брандтом, который в июне 1981 г. последний раз приехал к нему2589. Но Брежнев не смог воспрепятствовать бойкоту Олимпийских игр в Москве, а его новые предложения о всемирной конференции мира и нулевом решении встречали самое большое вежливый интерес2590. Пока советские войска воевали в Афганистане, все дипломатические попытки были напрасны. Внешняя политика Брежнева, его уговоры ради достижения личного доверия и изображение себя государственным деятелем западного типа потерпели неудачу. Положение оказалось более напряженным, чем в 1969 г., когда он только начинал.

Польша, 1981 г., или Ввод войск, которого не последовало

В Польше Брежнев действовал, учитывая, с одной стороны, опыт контактов с Дубчеком, а с другой – интервенцию в Афганистан. Если в первом случае в его глазах имела место удачная операция, то второй являлся противоположностью – эскалацией противостояния и крахом его внешнеполитических устремлений. Только так можно объяснить, почему Политбюро ЦК КПСС и члены Варшавского договора проявляли по отношению к польским товарищам намного больше терпения, чем в 1968 г. по отношению к чехословакам. Если в первом случае вторжение произошло по прошествии полугода, то за развитием событий в Польше Москва наблюдала полтора года, и на сей раз осталась верна своему решению не прибегать к военному вмешательству. В Польше августовская забастовка рабочих Гданьской верфи во главе с Лехом Валенсой привела к тому, что правительство пошло на уступки и 31 августа 1980 г. разрешило создание независимых профсоюзов. На этой основе в сентябре возник профсоюз «Солидарность», который быстро превращался во все более широкое движение за демократию2591. В то время как Эрих Хонеккер и первый секретарь ЦК компартии Словакии, член Политбюро ЦК КПЧ Василь Биляк высказались за ввод войск, боясь распространения недовольства на население их стран, Кадар и Чаушеску выступали резко против2592, Москва представляла в целом умеренную позицию. С учетом низшей точки в развитии международных отношений Политбюро ни в коем случае не хотело брать на себя ответственность за еще одну военную акцию. Так как советская армия увязла в Афганистане, полякам надлежало на сей раз самим «умиротворять» себя2593.