А. Гулыга предложил, вслед за античными эстетиками, ввести в общую систему эстетических категорий понятие меры, которое, по его мнению, регулирует отношения и определяет взаимосвязь между прекрасным и возвышенным, трагическим и комическим. Он, в частности, пишет: «Прекрасное мы определили как соразмерность; в возвышенном увидели нарушение меры (объект превосходит субъект); трагическое восстанавливает утраченное равновесие: субъект встает вровень с объектом, хотя и терпит при этом урон; комическое – новое нарушение меры, на этот раз в пользу субъекта, который поднимается над объектом, обнаруживая его внутреннюю никчемность и пустоту» [3, 127].

Соглашаясь в целом с данными рассуждениями ученого, вдруг осознаешь, что, к примеру, комическое у Шолохова отнюдь не исчерпывается и не определяется этим возвышением субъекта над объектом с «разоблачением» последнего. Обращаясь к анализу образа деда Щукаря, понимаешь, что комическое, воплощаемое в этом характере, является более философски-содержательным, чем это может показаться на первый взгляд.

Смех Шолохова, воссоздаваемый через Щукаря, носит как бы ненаправленный характер – он предназначен для всех, хотя внешне он замыкается на самом старике, который, не стесняясь, повествует о различных происшествиях в своей жизни. Поэтому смех его ни для кого не унизителен. Балагурство Шукаря отдает природно-стихийным началом – он не может жить иначе. И эта смыкаемость комических субъектно-объектных отношений на фигуре Щукаря приводит к прояснению через нее безусловных жизненных ценностей.

Смысл присутствия и жизни Шукаря на страницах «Поднятой целины» сродни присутствию хора из древнегреческих трагедий. Он не только ярмарочный балагур и хуторской потешник, – наделенный сверхличным знанием, он излагает это знание в форме юмористического взгляда на действительность. Но этот юмор, как мы покажем ниже, носит многозначный характер – он, подчас, по своему приближению к правде жизни выглядит гораздо убедительнее иных серьезностей и обобщенных суждений как со стороны других героев, так и самого автора. Это происходит и оттого, что эстетическая архаичность и древность выражения своего отношения к действительности через смех, комическое довлеет над всякой актуальностью. Трагическое гораздо конкретнее и моложе, чем комическое, так как оно завязано на субъективность человека уже усложненного порядка; юмор может пользоваться издревле существующими приемами комического, не претендуя на интеллектуальность и субъективность выражения. Смех в своем проявлении уничтожает индивидуальность и сразу представляет смеющегося персонажа, выступающим от имени значительного сообщества людей, может быть и от лица всего народа.