О. Фрейденберг в своих размышлениях о генезисе древней комедии замечала, что древнейшие формы комедии – «сатирикон, мим, мифологическая травестия и гиларотрагедия» содержали в себе элементы смеха наряду с «серьезными элементами» [9, 283].

«Древняя комедия – самый архаистический жанр Греции, куда архаистичнее гомеровского эпоса» [9, 295], – пишет она. – «Древняя комедия еще находится на стыке двух мышлений…» [9, 298] Этот момент оценки истории жанра комедии в ситуации его самоопределения является чрезвычайно важным, так как он позволяет как бы в «чистом виде» обнаружить те исходные и, по сути дела, неразложимые (хотя куда как запрятанные!) в последующем развитии литературы «сущности» комического.

«Античный комический план представлял собой познавательную категорию (курсив наш. – Е. К.). Двуединый мир постоянно и во всем имел две колеи явлений, из которых одна пародировала другую… Солнце сопровождалось тенью, небо – землей, «суть» – призраком, и «целое» достигалось только присутствием этих двух различных начал» [9, 282], – подчеркивала О. Фрейденберг.

На той ступени развития человеческого субъекта и самой культуры нельзя было понять (создать), не разрушив (разложив на элементы и части). Это «разложение» на элементы не могло не нести в себе стихии пародирования, высмеивания, ибо для античного сознания, во многом имеющего общее начало с мифологическими представлениями, «непознанное», не созидающее – достойно отторжения, неприятия. Не случайно, как пишет исследователь, «комическое» направлялось только на «серьезное» и «подлинное», преимущественно на мистериальное» [9, 284].

Эта ориентация комического на серьезное, существенное в жизни открывает истинную причину поистине ее бессмертной сути в искусстве, когда оно при поразительном (намного большем, чем у иных эстетических категорий) многообразии форм своего художественного осуществления не растворяет свое специфическое познавательное ядро.

Заметим также, что изначальная, как бы мифологическая оппозиционность в своем свернутом виде присутствует в общих структурах мышления каждого народа – это убедительно показывают исследования этнографов, психологов, лингвистов. Об этом рассуждал и Гегель, анализируя взаимосоотносимость трагического и комического в искусстве: «Более глубокое опосредование трагического и комического отношения к миру, образующее новое целое, состоит не в том, что эти противоположности существуют рядом или переходят друг в друга, а в том, что они выравниваются, обоюдно притупляясь. Субъективность, вместо того чтобы действовать в соответствии с комической превратностью, наполняется серьезностью более прочных отношений и устойчивых характеров, тогда как трагическая твердость воли и глубина коллизий настолько смягчаются и сглаживаются, что дело в конце концов может дойти до примирения интересов и гармонического единения целей и индивидов. В такого рода замысле – почва для возникновения в первую очередь современной драмы. Глубина этого принципа состоит в созерцании того, что, вопреки различиям и конфликтам между интересами, страстями и характерами, благодаря действиям людей все же может быть достигнута гармоническая внутри себя действительность» [10, 583].