Смех выступает как победа над страхом, над беспомощностью, – он обнаруживает новые духовные возможности человека. В таком смехе находит проявление свободы духовного отношения народа к предельным бытийным ситуациям, в которых происходит мобилизация всех потенциалов его духовности.

Смех Шолохова в этих и многих других эпизодах военных произведений предстает как воплощение трезвой правды народа о своем положении. Эта откровенная правдивость нуждается в максимально свободном взгляде на окружающую действительность. Вне этой свободы смех будет носить как бы редуцированный, сдавленный характер, он будет принимать формы иронии, тонкой усмешки, выверенного юмора – всего того, что можно легко ассоциировать с индивидуальным сознанием. Народное же сознание в своей свободе восприятия и оценки бытия нуждается в смехе нерегламентированном, ненормированном, переходящем часто грань принятых эстетических канонов, в смехе, который, открывая в процессе осмеивания все – главным образом, низкие, неосвещенные иными подходами стороны действительности, возвращаясь в этом действии к природному, материальному началу, получает новые силы для преодолений противоречий бытия, для возвышения человеческой натуры.

Обратимся к показательной для хода наших рассуждений сцене рассказа «Судьба человека». Андрей Соколов попадает в плен. При пленении один из фашистов, «чернявый», заставляет его снять сапоги. – «Сел я на землю (здесь и дальше выделено нами – Е. К.), снял сапоги, подаю ему. Он их из рук у меня прямо-таки выхватил. Размотал я портянки, протягиваю ему, а сам гляжу на него снизу вверх. Но он заорал, заругался по-своему и опять за автомат хватается. Остальные ржут. С тем по-мирному и отошли. Только этот чернявый, пока дошел до дороги, раза три оглянулся на меня, глазами сверкает, как волчонок, злится, а чего? Будто я с него сапоги снял, а не он с меня.

Что ж, браток, деваться мне было некуда. Вышел я на дорогу, выругался страшным кучерявым воронежским матом и зашагал на запад, в плен!..» [7, 538]

Соколов непосредственно показан на земле (родной матери-земле), в соединении с природным, родным, своим. От этого его взгляд снизу-вверх – это взгляд человека, уверенного в своей моральной правоте, обретающего от контакта с землей право на смех, прямое издевательство, пародирование требования врага (отдавая сапоги, он отдает и свои солдатские портянки). Чужая ругань не может поломать это соотношение, ибо она лишена исходного, объективного начала в своей истинности – это бессильная ругань «сверху», требующая применения чуждой природе таких отношений силы, – «за автомат хватается».