29 октября 1946 года, в пятую годовщину смерти Афиногенова, в московском доме писателей состоялся вечер его памяти. Ряд писателей воздал должное покойному коллеге; председательствовал на вечере Всеволод Вишневский, тот самый Вишневский, который выдвинул против Афиногенова публичное обвинение на роковом собрании в апреле 1937 года. Самую примечательную речь произнес на вечере писатель Виктор Финк. Он внимательно изучил дневник Афиногенова и захотел поделиться со слушателями своими впечатлениями от этого чтения:

…перед вами лежит объемистая кипа бумаги, в которой вылилась душа человека, в которой он живет сам с собой и представляет собой, как бы, новый, никем посторонним невидимый, сокрытый мир, комплекс идей и поступков, не известных никому… [Дневники] представляют собой интересный материал не только биографический и не только литературный, они представляют собой интересный материал и для изучения передового человека нашего времени: о чем человек писал и что он писал, и как он писал: чем он жил. Вот, посмотрев сотни страниц, я не увидел ничего, кроме того, что представляет собой принципиальный общественный, литературный или политический интерес. Человек жил на какой-то очень высокой настроенности. Меня захватило и завистью, и восторгом перед цельностью, перед душевной чистотой этого человека.

…перед вами лежит объемистая кипа бумаги, в которой вылилась душа человека, в которой он живет сам с собой и представляет собой, как бы, новый, никем посторонним невидимый, сокрытый мир, комплекс идей и поступков, не известных никому… [Дневники] представляют собой интересный материал не только биографический и не только литературный, они представляют собой интересный материал и для изучения передового человека нашего времени: о чем человек писал и что он писал, и как он писал: чем он жил. Вот, посмотрев сотни страниц, я не увидел ничего, кроме того, что представляет собой принципиальный общественный, литературный или политический интерес. Человек жил на какой-то очень высокой настроенности. Меня захватило и завистью, и восторгом перед цельностью, перед душевной чистотой этого человека.

В связи с «цельностью» и «духовной чистотой» дневника, продолжал Финк, ему в голову пришла такая мысль. «Быть может, усовершенствуются человеческие знания, и по таким записям когда-нибудь люди научатся воссоздавать и моральный, и физический облик человека», подобно тому, как археологи способны возвращать к жизни цивилизации прошлого. Таким образом будущий ученый сможет «воссоздать, создать обратно именно Афиногенова, человека, который был красив физически — у него был высокий рост, круглая голова греческого полубога, спокойная уверенность в правде жизни, уверенность в своих творческих силах»[500].