Генерал взбесился, а мы покатились со смеху.

Только одна тревога оказалась не фальшивой и окончилась не пустяками. Как-то после обеда пасмурного дня мимо бараков наших пронесся 3-й эскадрон драгун, направляясь к мосту, передав при этом приказание послать следом за ним две роты. Случилось, однако, так, что в сборе оставалась только одна моя рота, остальные три были раскомандированы на работы в Евгениевское укрепление, за чем-то в полковой штаб Ишкарты и т. д. Пришлось мне одному бежать за драгунами. Пока я спустился с обрыва к мосту, пока перешел через скрипящий, стонущий и качающийся мост при энергических напоминаниях и внушениях смотрителя, офицера из финнов, идти тише, пока взобрался на противоположный крутой подъем около укрепления и вытянулся, наконец, с версту по ровной дороге, – смотрю: эскадрон уже возвращается шагом назад. Я тоже остановил роту.

– В чем дело? – спросил я у эскадронного командира капитана Позняка.

– Да сумасшедший Захарка наделал хорошего дела: пустился вброд, потопил людей и лошадей, наткнулся на огромную партию и едва отделался. Горцы, увидя мое приближение с эскадроном, поспешили уйти.

Возвратясь в бараки, я поехал в драгунский штаб узнать подробности. Оказалось следующее. Партия человек в 300 подъехала к Сулаку, ниже штаба верстах в двух, и начала осматривать и испытывать броды, очевидно, имея намерение перебраться и двинуться куда-нибудь для значительного набега. Совершенно случайно увидел ее какой-то из женатых поселенцев, разыскивавший заблудившуюся корову, что ли, и прибежал дать знать. Князь Чавчавадзе приказал трубить тревогу и одному эскадрону скакать к мосту, чтобы левой стороной угрожать отступлению неприятеля, если он уже успел переправиться через реку, а другому – спешить правым берегом, чтобы или атаковать горцев, или не допустить их до переправы. В первом направлении поскакал 3-й эскадрон, во втором – 7-й со своим командиром племянником полковника капитаном Захарием Чавчавадзе, которого и звали всегда и везде Захарка, с ним и прапорщик князь Николай Амилахваров в качестве субалтерн-офицера.

Проскакав с первыми несколькими человеками версты две вниз по течению, Чавчавадзе видит, что вся партия стоит на противоположном берегу. Недолго думая, он бросается вброд. Нужно сказать, что Сулак – река значительная, быстрая и глубокая, переправиться вброд можно с риском, и то не всегда, в некоторых только местах привычному человеку и коню.

С чисто кавказской отвагой, с единственной заботой, как бы неприятель не ушел без дела, Чавчавадзе не оглянулся даже, чтобы дать эскадрону стянуться, а пустился прямо в реку с двумя или много с тремя десятками человек; на середине реки несколько драгун опрокинулись и были снесены течением: один утонул, у двух утонули лошади, а сами они как-то прибились к берегу; с остальными Чавчавадзе стал подниматься на противный крутой берег почти без дороги, кому где удобнее было, и когда собралось не более взвода, около 25 драгун, этот храбрец выхватил шашку и кинулся в атаку на толпу в 300 человек, стоявшую в полной готовности. Между тем то по два, то по три прибывали и остальные люди эскадрона, переправляясь выше и ниже по своему усмотрению, и, достигнув берега, вскачь пускались к своим товарищам, врубившимся уже в неприятеля.