Хлопали П[иксано]ву довольно сильно, и это меня поразило.

Когда говорил Сахновский (предпоследний), появился Мейерхольд и З. Райх. По окончании речей от ГАХН Бахрушин <…> предложил слово Мейерхольду. Его встретили хотя и очень энергичными, но жидкими хлопками (вернее, хлопали очень немногие, но старались).

Только он начал говорить, П[иксано]в заявил, что он не может считаться с возражениями М[ейерхоль]да, так как тот его не слышал. М[ейерхоль]д заявил, что он <и> так знает, что мог говорить П[иксано]в. Мы еще захлопали, поднялось шиканье и свистки. А тут вдруг появился в зале Левидов[855] и еще несколько подозрительных типов. М[ейерхоль]ду почти не давали говорить, ему приходилось уже кончать. Наконец, когда он сказал: „…только такие глупые люди, как П[иксано]в…“ – поднялся всеобщий вой, соединенный опять-таки с нашими аплодисментами. П[иксано]в побагровел. Бахрушин потребовал, чтобы М[ейерхоль]д извинился. Тот сказал: „Тогда я могу и кончить“ – и под свист сошел с эстрады, а Бахрушин предоставил <слово> П[иксано]ву.

М[ейерхоль]д пошел на свое место, но тут начали кричать: „Вон из зала! Долой!“ Райх вскочила и стала тянуть его к выходу. Тогда мы, очень небольшая кучка, встали и, аплодируя вслед ему, сами пошли под тот же свист. <…> Когда мы вышли на лестницу, оказалось, что нас всего человек 15–18. Какие-то типы вместе с Левидовым выскочили вслед и продолжали ругаться.

На лестнице с Райх сделалась истерика, продолжавшаяся минут 10. Она кричала на всю Академию: „Сволочи! Хамы! Совсем затравили! Есенина убили, скоро и его убьете!“ Еле-еле ее успокоили.

В зале продолжалось заседание, но люди понемногу высыпали на лестницу, и до 12½ часов стояла невероятная кутерьма. Левидова мейерхольдовские актеры чуть не побили, он улизнул»[856].

Запись Горнунга сообщает о важных вещах: и о том, что Мейерхольд не сумел (или не захотел) присутствовать на докладе Пиксанова и в результате не слышал и других выступавших, и об агрессивно-враждебной настроенности зала в целом, и о присутствии «очень многих» официальных лиц. Среди немногочисленных сторонников Мейерхольда, кроме самого Горнунга и его брата, названы К. Г. Локс[857], С. С. Игнатов[858], Ив. Н. Розанов[859] и (неожиданно) В. А. Павлов.

Таким образом интеллектуалы Теасекции (хотя и Марковым, и Сахновским, и Волковым были высказаны важные и глубокие вещи) и остро чувствующий нерв времени режиссер разошлись по разным лагерям вместо того, чтобы объединиться перед лицом общей опасности. Пропустивший дискуссию Мейерхольд еще больше укрепился в своем недоверии к гахновцам.