Я не хочу какими-нибудь хлесткими фразами закончить свои воспоминания, мои воспоминания сейчас отрывочны, но, в сущности, вспоминать тут можно очень долго, только чтобы не так отрывочно, нужно справиться с записными книжками и пр. Но из этих отрывочных воспоминаний встают главные черты Эфроса. Он воскресает перед глазами всех во всей своей чарующей гармоничности, во всей той своей неизмеримой любви к театру как таковому, без различия направлений, которая проходит через всю его жизнь. Вся его жизнь <была> в театральной жизни целиком, все его мысли, все, что его волновало, чему он молился, на все смотрел он в преломлении театра. Все вопросы, которые рассматривались им, волновали его, и он как-то требовал их отражения именно на сцене. Он был, надо определенно сказать, не только театральным человеком, но он был частью современного ему театра, составною, органическою его частью, хотя не был актером…

И вот последнее, что было два года тому назад. Когда начался разговор о столетнем юбилее Малого театра, первый, кто ко мне пришел с целым подробным планом изданий, которые сейчас осуществились без его участия, – какая это большая потеря для Малого театра! – был Николай Ефимович. Надо было видеть, как для него отступили все вопросы материальные и целый ряд других перед этой мыслью: воссоздать картину роста славного, самого старого русского театра на протяжении ста лет! С какою любовью он откликался на каждое явление из его далекого прошлого. Надо было видеть – я видел его за несколько дней до его безвременной кончины – с какой нервной суетливостью и любовною волей он говорил о том, что вряд ли хватит средств и времени, что задача слишком огромна, что это, может быть, <выйдет> известным образом поверхностным рассмотрением этого глубокого дела…

Но со смертью не спорят. Этого человека судьба взяла, и это большое горе для русского театра.

Перерыв. Квартет виолончелей исполняет «Арию» Баха

[В. А.] Филиппов. Если мы перенесемся всего на несколько лет тому назад и вспомним, как много с разных сторон было всяких нападений на театр и левый театральный фронт – пролеткульт, самодеятельный театр, отрицание профессионального театра; если мы вспомним это время, то мы невольно должны будем сказать, что тогда были отдельные лица, которые сумели своим авторитетом, широтою своего кругозора, обаянием своей личности и своей театральной веротерпимостью объединить самые разнообразные направления и взгляды, сумели приобщить к культурному росту и строительству театра все те силы, которые могли быть хоть сколько-нибудь в этом заинтересованы. И здесь прежде всего вспоминается Николай Ефимович, стараниями которого очень много крайностей, очень много резкостей, очень много выпадов было сглажено и урегулировано. Николай Ефимович, благодаря тому, что он любил театр, благодаря тому, что ему в театре особенно был дорог актер, которого он всегда в театре любил и ценил больше всего, сумел ко всем новым течениям, мыслям и моментам театральным подойти всегда с большим уважением, с большим вниманием и всюду это всякое течение и направление принять, – если там только было уделено место актеру. И наоборот, если актер в каком-то из этих нарождающихся новых явлений не занимал того места, которое, по его мнению, он должен был занимать в театре, он предоставлял другим разрабатывать и двигать вперед эту область театра, и сам помогал лишь пассивно.