Необычайно характерно, что Николай Ефимович был сам человеком не только от театра, но и от театральной науки. И не случаен тот факт, что когда у нас в республике была организована Академия Художественных наук, то ея Театральная секция, – это можно смело сказать, – могла быть создана только благодаря тому, что в Москве был Николай Ефимович Эфрос. Который знал все театры, все их одинаково умел любить и в каждом вскрыть ту сущность, ту ценность, которая была в этом театре. Который знал всех тех, кто так или иначе соприкасался с театром, который ко всему в мире относился с громадной широтой, приемля самые разнообразные попытки и научных исканий, и методологических исканий, – опыты, которые в то время делались этой молодой, только что родившейся в России наукой.

Николай Ефимович в отношении ко всем тем, с кем он сталкивался, умел предоставлять как бы свободу деятельности. «Пускай, – казалось, говорил он, – каждый разрабатывает то, что ему хочется, то, что ему особенно близко, что ему нравится». И вместе с тем все это он умел как-то объединять своим руководством.

Повторяю о его любви к актеру, но к каждому актеру он подходил по-разному, у него не было готового аршина, которым бы он мерил каждого, перенося его с одного на другого. Чувствовалось, что для каждого художника сцены у него есть только ему одному принадлежащее зеркало, и это зеркало помогало ему вскрыть все индивидуальные качества актера. Такое уменье проходит через всю его литературу, он проводил это всегда в своей работе, в своих статьях.

Вот этим и объясняется, что Николай Ефимович одинаково умело мог говорить и о ныне живущих актерах Художественного театра, и о ныне живущих актерах Малого театра, и мог вместе с тем писать большие работы, заслуживающие вся[чес]кого внимания, посвященные актерам далекого прошлого, вроде Щепкина[1182], Прова Садовского[1183] и других… Мало этого. Не было какого-нибудь направления среди разнообразных школ, разнообразных течений, которого бы он не признавал, о котором он мог бы сказать: это неправильно, это я не приемлю, я не чувствую, я не хочу. Если только есть почва в этом направлении, есть место актеру, его наблюдательный взгляд во все это всматривался, иногда смеялся над отдельными особенностями этого направления, но все же – вскрывая сущность и специфические особенности его. Таков был его подход к работе.

Поэтому естественно, что и во всех тех молодых сотрудниках, которые сгруппировались вокруг него, не только в людях ученых, больших мыслителях, которые тоже принимали участие в этой работе, но вообще во всех, кто сосредоточивался около Театральной секции, он так же в каждом видел какие-то его особенности, свои самостоятельные ценности и предоставлял ему работать так, как он хотел, как <тот> считал истинным для присущей ему работы.