Нетрудно заметить, что собственно литературные доходы составляют относительно малую часть расиновских средств. Авторские гонорары невелики и сами по себе, и сравнительно с тем, что получали, скажем, актеры. Мольер, несмотря на свои огромные расходы – костюмы, декорации, театральное помещение, – был человеком состоятельным. Но у литератора львиная доля заработка складывается пока из того, что он получает хотя в конечном счете за писательские свои труды, но не прямо, а в зависимости от своего положения в обществе, от тех благ и льгот – бенефициев, пенсий, синекур, – которыми оборачивались рукоплескания сильных мира сего. За заслуги на писательском поприще наградой становились придворные, государственные, судейские или церковные должности. Следовательно, надо было бывать при дворе, в приемных министров и прелатов, в гостиных знатных дам. Это значит, что нужно было иметь приличествующий таким местам гардероб, слугу, который за ним бы следил, если не собственный экипаж, то хотя бы деньги на портшез, чтобы уберечь одежду и обувь от липкой грязи или летней пыли парижских улиц, жилье в модном квартале. Так сам источник доходов оказывал влияние и на образ жизни, совсем не похожий ни на романтическое отшельничество бедного поэта полтора века спустя, ни на прихлебательство нищего полушута-полусекретаря из свиты большого вельможи еще несколько десятков лет назад.

Жизнь Расина, впрочем, не сводилась к литературным занятиям и светским обязанностям. В Бургундском отеле Беренику играла Мари Шанмеле. Вместе со своим мужем эта молодая актриса (она была пятью годами моложе Расина) появилась в труппе всего за несколько месяцев до премьеры «Береники» и успела уже сыграть Гермиону. Но Береника стала ее настоящим триумфом, и этот актерский триумф, в отличие от авторского, не оспаривал никто из самых строгих критиков. Аббат де Виллар лишь обронил такую фразу: «Царь Комагены – лицо бесполезное, введенное только для того, чтобы протянуть время и дать скучную, пустую роль мужу актрисы Шанмеле», – намекая на особый характер отношений между актрисой и автором. Более прозрачные намеки на эти особые отношения не замедлили появиться в эпиграммах и шуточных песенках, которыми всегда был наводнен старый Париж. Из этих стишков, из писем современников, из позднейших воспоминаний и записей передававшихся из уста в уста анекдотов можно составить представление о том, что связывало Расина с первой исполнительницей всех главных женских ролей в его последующих пьесах.

О профессиональной стороне дела Луи Расин рассказывает так: «Эта женщина не была рождена актрисой. Природа одарила ее только красотой, голосом и памятью; что до остального, то сообразительности у нее было так мало, что приходилось читать ей вслух те стихи, которые она должна была произносить, и задавать ей нужную интонацию. Всем известно, как щедро мой отец был наделен даром декламации, и верному вкусу в этом искусстве он учил тех актеров, которые способны были его воспринять. Те, кто полагают, будто он принес на сцену манеру декламации напыщенную и распевную, на мой взгляд, пребывают в заблуждении. Они судят об этом по мадемуазель Дюкло, ученице Шанмеле, но забывают, что Шанмеле, потеряв своего учителя, была уже не та и что, состарившись, она стала издавать на сцене громкие вопли, прививавшие дурной вкус актерам… Он [Расин] создал актрису Шанмеле, но с большим трудом. Прежде всего он учил ее понимать стихи, которые она должна была произносить, показывал ей жесты, диктовал интонацию и даже размечал ее в тексте. Ученица верно следовала его урокам, и хотя актрисой ее сделало искусство, на подмостках она казалась вдохновленной самой природой…»