Со временем принятия Расина в Академию точно совпало время появления на сцене его новой пьесы – трагедии «Митридат». Ровно по пьесе в сезон – такой ритм работы задает себе Расин в те годы, чтобы не разочаровывать и не расхолаживать публику. Задачу эту он решает блистательно. Но нам сегодня в «Митридате» уже явственно видны следы какой-то усталости. Расин здесь словно перебирает, вяловато и рассеянно, а то и натужно, привычные свои темы и приемы, и вся пьеса, если читать ее после тех, что ей предшествовали, оставляет впечатление куда менее сильное. Зато неожиданное: «Митридат» – первая трагедия Расина со «счастливым концом», хотя в ней льется немало крови, в отличие от «Береники», где трупов нет, но исход самый печальный для героев.

Сюжетом ее стал эпизод из древней истории – непримиримая борьба понтийского царя Митридата с утверждающим свое мировое могущество Римом. Правда, с данными истории Расин на сей раз обращался особенно вольно, смещая события на целые десятилетия, соединяя в одном времени живых и умерших. Тем настойчивее в предисловии его клятвы в верности истории – впрочем, это уже тоже дело привычное.

Нарушать подлинную хронологию Расина заставила забота о побочном, любовном сюжете. В пьесе у Митридата два сына от разных жен. Братья, разумеется, соперники, как Этеокл и Полиник, но не столько в притязаниях на престол, сколько в любви. Влюблены они оба в невесту, почти супругу отца, Мониму. Дело осложняется тем, что один из братьев, Фарнак, «душой римлянин» и только и ждет случая перейти на сторону отцовских врагов. Другой же, Кифарес, неколебимо верен отцу, тем более, что жаждет искупить предательство матери, пошедшей на сговор с римлянами. Митридат и сам пылает страстью к своей невесте, которую уже провозгласил царицей, вручив ей и символ ее сана – драгоценную диадему. Монима же, гречанка, отданная отцом царю-варвару как могучему союзнику в войне с римлянами, томится пленницей во дворце. С Митридатом ее связывает долг, дочерняя покорность и ненависть к Риму. А сердце ее принадлежит Кифаресу. Такие отношения, в сущности, повторяют отношения Пирра с Андромахой, или Нерона с Юнией, или Роксаны с Баязидом.

Но эти чреватые взрывом противоречия до времени оставались под спудом, все страсти грызли сердца тайком. Монима была тверда в решимости безропотно исполнить отцовскую волю. Кифарес забывал о своей любви, когда того требовал сыновний долг. Фарнак таил свои склонности – и сердечные, и политические. Так продолжалось до тех пор, пока в отсутствие Митридата не разнесся слух о его смерти. Тут-то все и выплеснулось наружу: ситуация, тоже знакомая нам по «Баязиду». Отец, муж, царь – одним словом, господин – самим своим присутствием обеспечивает должный порядок вещей, делает невозможными даже помыслы на него посягнуть. Это лицо не просто облеченное властью, но и воплощающее бесспорный моральный авторитет, так что его подданные и домочадцы, давя свои запретные побуждения, даже не сознают себя в праве сетовать.