Шариф сумел стать для мирового кино этаким «капитаном Немо», которого, кстати, сыграл в фильме Хуана Антонио Бардема (1973). Заключив семилетний контракт со студией «Коламбия», он одинаково легко играл испанского священника в фильме Фреда Циннемана «И вот конь блед» (1964), югославского антифашиста в «Желтом роллс-ройсе» (1964) Энтони Асквита, нацистского офицера в «Ночи генералов» (1967) Анатоля Литвака, бандита Колорадо в вестерне Джека Ли Томпсона «Золото Маккены» (1969). А еще: пресловутого Арнстейна, Че Гевару, Николая II, Федора Ромодановского. И конечно, прежде всего, доктора Живаго в «мыльной» мелодраме того же Лина (1965).

Дело не в мастерстве перевоплощения: Шариф не истязал себя системой Станиславского. Во всех, на первый взгляд, неожиданных для египтянина ролях он был не убедителен, а органичен. Экранный Живаго, унаследовавший от матери балалайку, был похож на романное альтер эго Пастернака, как экранная Россия – на Россию подлинную. Но Шариф – поверх любых барьеров – был изначально гражданином страны грез, всемогущим и отверженным.

Пьер Шендорфер (1928–2012)

Пьер Шендорфер

(1928–2012)

«Все эти войны печально напоминали друг друга. Мы шлепали по грязи, мы все время чего-то ждали, мы стреляли, они умирали. Такова уж война… Но ветер унес запах мертвых тел, и в памяти остался только блеск юности». Давние строки Шендорфера – эпитафия, которую он сложил всем «потерянным» и проклятым солдатам колониальных войн, включая себя самого.

Он должен был погибнуть еще во Вьетнаме. Старший капрал армейской кинослужбы, державший 7-килограммовую камеру Bell Howell как пулемет, попал в плен 8 мая 1954 года: после 57-дневного безнадежного и героического сопротивления пала осажденная крепость Дьенбьенфу, куда Шендорфер десантировался с парашютом. На войну романтик, проплававший несколько лет на рыбацких и торговых судах и без восторга отслуживший срочную, попал, потому что любил кино. Вход в киноиндустрию для новичка без связей был заказан, вот он и подался в армию, а узнав о гибели знаменитого фронтового оператора Жоржа Коваля, попросился на его место.

От гибели на «марше смерти» пленных французов или во вьетнамском лагере его и великого оператора Рауля Кутара спас Роман Кармен, натолкнувшийся на коллег во время съемок своего «Вьетнама» (1955). Камеру и пленки Шендорфер перед пленением уничтожил, но шесть минутных роликов уцелели и достались Кармену. В места боевой славы Шендорфер вернется в 1992 году: вьетнамские правительство и армия из кожи вон вылезут, помогая ему реконструировать на экране битву за Дьенбьенфу. Ведь, несмотря на пережитое, Шендорфер обожал Индокитай, восхищался его цивилизацией и уважал своих врагов.