Светлый фон

Впрочем, не понадобилось слишком много времени, чтоб весело улыбающийся, беззаботный вид города потускнел, потерял блеск. Было ясно, что многие из завсегдатаев кафе просиживают там целыми днями не потому, что таков идеальный распорядок их жизни, — просто не могли найти другого занятия. Из окна гостиницы виден был не только кишащий внизу муравейник Рамблас де лос Флорес, но и бесчисленные трубы фабрик, застилавшие небо на горизонте клубами черного дыма. Там же, вдали, на задворках богатых дворцов и вилл, а также многоэтажных современных зданий, где обрывались прекрасные сады с тихонько раскачивающимися на ветру деревьями, Мария четко различала бедные кварталы окраин с их пыльными улочками и убогими домишками, так напоминавшими улицы и дома ее детства. Бедность повсюду одинакова.

Что ж касается педантично-элегантной одежды женщин, их манер и привычек, которые, стараясь глубже осмыслить образ своей будущей героини, она с особым вниманием изучала, в конце концов, по ее заключениям, они оказались отнюдь не свидетельством легкой безоблачной жизни, а утвердившейся на протяжении веков национальной чертой.

Здесь, на севере страны, где они обосновались для работы, народ был более сдержанным и скромным. Портовые грузчики, рыбаки из небольших селений на побережье следили за ними настороженными, подозрительными взглядами. И итальянцы сразу же поняли, что им следует держаться в тени. Воспоминания об их соотечественниках, воевавших на стороне Франко, были слишком еще живы здесь, где женщины до сих пор не снимали траур. Боль они прятали глубоко в душе, но взгляды порой выдавали ее. В этих взглядах можно было прочесть немую затаенную безнадежность, может быть страх, но и с трудом преодолеваемую ненависть, таящуюся где-то за гордостью, даже пренебрежением. И тут Мария поняла, что Гвидо ошибался, считая, что окружение, местный колорит помогут ей в работе. Эти надежды не оправдались. Зная уже многие перипетии жизни своей героини, Мария поняла, что обстановка, характерная для этих мест, очень далека от той, в которой жила и творила Мария-Фелисита. Ведь выросла она в Париже. Была желанной в великосветских салонах, любима и ценима многими знаменитыми людьми того времени: писателями, художниками, музыкантами. Даже это богатое имение, где они жили, построенное в английском стиле, — мрамор, гобелены, обшитые дорогим деревом стены, роскошный парк, — не могло полностью передать атмосферу и образ жизни древней английской знати, среди которой начался ее фатальный и трагический конец. Совсем другой была растительность, совсем другой свет лился со стороны вечно беспокойного Бискайского залива.