Почтальоны — народ догадливый. Они доставили это послание в Наркомат черной металлургии: авось удастся найти адресата.
Написано письмо 11 сентября 1941 года, а ныне уже октябрь. Долго же оно колесило!
«Пишу письмо дорогой тете Оле от неизвестной девочки Нюры. Кланяюсь низким поклоном и еще кланяется девочка Галя и… — глаза мои торопливо бегут по строчкам. — Тетя Оля, у нас был дядя Ваня в деревне Бытыщи Смоленской области. Он был в этой деревне одни сутки. Они ушли в бой и сказали: жив буду — возвратюсь к вам, а если убьют, — схороните. Дядя Ваня сказал, написать тете Оле, и что она — значит, вы, — металлург, делаете металл. Будем ждать ответа как соловей лета. Будем биться с злющим нашим врагом, немцами, пусть им тоже смерть придет. До свидания. От незнакомой девочки Трудниковой Нюры, которую вы не знаете». И адрес: «Колхоз им. Пушкина, 25-е п/о Смоленской области».
«Пишу письмо дорогой тете Оле от неизвестной девочки Нюры. Кланяюсь низким поклоном и еще кланяется девочка Галя и… — глаза мои торопливо бегут по строчкам. — Тетя Оля, у нас был дядя Ваня в деревне Бытыщи Смоленской области. Он был в этой деревне одни сутки. Они ушли в бой и сказали: жив буду — возвратюсь к вам, а если убьют, — схороните. Дядя Ваня сказал, написать тете Оле, и что она — значит, вы, — металлург, делаете металл.
Будем ждать ответа как соловей лета. Будем биться с злющим нашим врагом, немцами, пусть им тоже смерть придет. До свидания. От незнакомой девочки Трудниковой Нюры, которую вы не знаете». И адрес: «Колхоз им. Пушкина, 25-е п/о Смоленской области».
11 сентября ушел в бой… Какое же сегодня число? Снова и снова вчитываюсь в письмо, тщетно пытаясь прочесть между строк еще что-то, чрезвычайно важное для меня. Нет, не могло случиться, чтобы человек, который так любил жизнь, пошел на святой бой за эту жизнь, за свой народ, за свою родину и вдруг сразу… Пожалуй, только теперь, впервые я остро осознала, как дорог, как близок был мне Иван, тот самый босоногий светло-русый мальчонка с ямочками на щеках, что пришел из далекой глухой деревни в Дом рабочего подростка — сам с «ноготок», а имя гордо произнес: «Иван».
Неужели оборвалась та единственная нить, что связывала меня с моим детством, с юностью? Неужели не с кем больше будет говорить: «а помнишь?» — и вспоминать друзей, воспитателей, и о том, как вместе уезжали на учебу из Дома рабочего подростка, как учились, работали на заводе… И, кажется, такое не могло, не могло случиться, это слишком жестоко…
Сорвалась с кровати, начала искать на карте село Бытыщи. Неужели фашисты уже тут, ведь это совсем близко от Москвы?! Решение пришло мгновенно: побывать на ипподроме — туда часто приходили машины с фронта и оттуда же снова отправлялись на фронт. Может быть, удастся что-то узнать.