На следующий день, ранним утром, забыв о «постельном режиме», подходила на Беговой к каждой машине, к каждому бойцу. И вдруг — машина из той части, где служил Иван. Командир машины, старшина, на нетерпеливые мои расспросы твердил одно и то же:

— Нет, не знаю такого.

Через час-полтора он уезжал прямо в батальон. Что, если?.. Да, я должна знать всю правду об Иване.

Старшина долго проверял мои документы, и только когда услышал, что я успею привезти из наркомата разрешение на поездку в сторону фронта, — сдался: «Часов за шесть-семь доберемся до места».

Ну как же не воспользоваться такой возможностью? Ведь я вернусь завтра же.

На ходу втискиваюсь в битком набитый троллейбус. Он еле тащится, и на Маяковской я пересаживаюсь в метро. С «Дзержинки» мчусь по бульвару к площади Ногина. А нога, а открывшаяся рана? Боли не прекращаются, дают себя знать при каждом шаге, но мной владеет одна мысль — быстрее, быстрее!..

В наркомат вскочила еле переводя дыхание. Друзья поняли мое состояние, сразу же оформили нужные документы и одновременно дали служебное поручение.

Так я очутилась в кабине машины, которая держала путь на станцию Сухиничи. Палка — мой помощник в ходьбе — была при мне, но я старалась спрятать ее.

Думалось: доеду за несколько часов до деревни Бытыщи, а оттуда — поездом, вот и обернусь за одни сутки. Увы… Хотя война какой-то своей стороной затронула всех нас, но представления о ней оказались весьма далеки от реальности.

Сперва мы ехали полным ходом, без остановок, день выдался солнечный, и мне все представлялось в лучшем виде. За Малоярославцем дорога оказалась забита скотом. Шофер притормозил: не пробиться! Впереди густая завеса пыли и медленно перемещающаяся живая масса: облепленные грязью, с впалыми боками, с торчащими ребрами, тычась друг в друга мордами, с трудом передвигая ноги, плелись коровы, а по обочинам такие же пропыленные и усталые шли сопровождавшие их люди. Колхозы перегоняли свои стада в глубь страны. По обочинам дороги, то здесь, то там, лежали убитые телята, коровы, неподалеку горели дома. Везде видны следы недавней бомбежки. Остановиться бы, пропустить эту массу скота.

А старшина не останавливается, он рвется быстрее вперед и требует пробиваться сквозь эти «колонны». У сержанта слезы на глазах, у меня сердце разрывается.

— Товарищ старшина, здесь вот речка недалеко, может пропустим их, они быстрее напьются и немного отдохнут.

— Надо пробиваться! — твердит старшина. — И мы двигаемся, то стороной объезжая, то тесня животных, и наконец машина пошла полным ходом по свободному большаку.