Редко случалось, чтобы после боевого выезда бронепоездов не требовалось ремонтировать железнодорожное полотно. Артиллерия противника, что называется, пристрелялась, и лишь благодаря мастерству и опыту старшего машиниста Ивана Алексеевича и его помощников, перенявших у него все тонкости маневрирования, дивизиону удавалось уходить из-под вражеского огня без ощутимых повреждений. Зато путь позади почти всегда оказывался разрушенным. Поэтому нам пришлось создать свою службу пути. Обучить бойцов этому делу поручили Ивану Алексеевичу.

— А как делать шпалы, расскажет и наглядно покажет Пантелей Петрович Косоротиков, — уважительно объявил комиссар. — Дело ему знакомое, в свое время приходилось заготавливать в лесу дерево для шпал.

Теперь наука эта пригодится и нам. Косоротиков так сноровисто пилил, рубил, обтесывал шпалы, что ближайший его друг, Никита Сазонович, только диву давался:

— Оказывается, Пантелей, никак поговорка «нехоженый лапоть» не подходит к тебе, только вот фашиста бояться перестанешь, в ружье свое поверишь, так и вовсе молодцом станешь. Ты смотри, шпалы как фабричные.

Но Косоротиков похвалы не принимал.

— Фабричные!.. Их бы теперь, ежели по всем правилам, пропитать надо антисептиком, от гниения чтоб уберечь, да где уж, раз надо все сделать в сей момент, — и с досады он чуть ли не по самую рукоять всадил топор в толстенное бревно: мол, не привык работать абы как, да обстоятельства вынуждают. — Вот был бы инструмент да время, разве такое можно сделать? Мы, когда дом рубили, что не бревно — загляденье! А уж наличники на окнах… Сережки березы и те не красивше.

Бойцы примолкли. Слова Косоротикова остро напомнили о прежних, мирных, казавшихся сейчас невообразимо далекими, днях. Косоротиков еще раз с силой рубанул топором, и шрамы на его лице, туго обтянутом до неправдоподобия тонкой кожей, побелели.

— А чего, скажи Пантелей, у тебя лицо вроде как у бабы, ты ведь и не бреешься, — докапывается Никита Сазонович.

А лицо у Косоротикова действительно круглое, гладкое с румянцем. И он бесхитростно рассказывает:

— Так это случай такой произошел на первый, или, может, на второй год как в колхоз пришел. Только у нас немного зерна собралось для посева, а меня сторожем председатель к амбару поставил. Хлеб стерег по ночам, чтобы кулаки чего не сотворили. Винтовки не было, так я с рогатиной толстой ходил. А тут ночь выдалась холодной, на траве морозец осел. Ходил я, ходил, а потом с поднаветренной стороны сел, да и, видать, задремал. Проснулся от треска какого-то. Схватился за рогатину. А что уж тут рогатина, когда ворота амбара огнем охвачены.