— А машинка, надо вам сказать, не маленькая — смелая, гордая, ничего ей не помеха, все под себя подминает, причем делает это вроде не спеша, но довольно зримо и чувствительно: было, скажем, дерево — и нет его; был блиндаж, вражеский дзот — все подмято, все уничтожено. А ты, танкист, входишь в азарт боя — и все исчезает: и страх, и тяжесть; одно, во что всматриваются не только глаза, но весь ты — это цель, уничтожить ее — надо, уничтожить врага — одна мысль. И все напряжено, и губы сжаты до боли, и руки слились с рычагами, и ноги с педалями управления, а командир орудия одно целое с пушкой, с пулеметом, прицельными приборами.

Главный же регулятор в бою, знаете кто? Человеческое сердце. Да, да, именно оно. Это в нем вмещается вся сила любви к своей Родине и ненависти к врагу. Это от него идут импульсы к глазам — и они зорче видят, к рукам — и они четче и быстрее работают, и ноги — вернее действуют, нажимая на педали.

Нас тряхануло, я больно ударилась о борт «виллиса» — это сержант свернул с шоссе на проселочную, всю в ухабах и рытвинах, дорогу.

— Да, это надо понять и испытать надо, что значит в танке идти в бой, — продолжал просвещать меня старший лейтенант. — Скажем, вышел в открытое поле, первый твой враг — артиллерия противника. Тут не зевай, веди свой танк, что игрушку, извивайся змеей, под прямой не попадай. Вот как наш Коля Вершинин, ас и только!

— Да, парень настоящий! — не сдержал восхищенного возгласа водитель. — Помните? Его на прошлой неделе ремонтники прямо с поля боя на буксире притащили, а он чуть не плачет. «Ты же два вражеских «фердинанда» уничтожил, а сам ерундовое повреждение получил, чего же убиваешься?» — говорит ему командир ремонтного. А он: «Обидно, говорит, не так развернулся, а то бы Витька добил еще одного гада». — И пояснил мне, — Витька, это ихний командир орудия.

— Прими влево, Семен, — прервал сержанта старший лейтенант. — Видишь, самоходки пошли, обгони, не то потом не прорвемся.

— Да ведь тут поля и колосья, хоть и хиленькие, а все же хлеб, как по нему ехать? — забеспокоился сержант.

— Тогда объезжай справа, по гусеничному следу…

Старший лейтенант, следя за дорогой, не теряет основной нити своего разговора.

— Да что говорить, хвалиться не будем. Но танкисты это народ особый, самый дерзновенный и смелый. Только не думайте, что преувеличиваю: скажете и летчики смелые, это верно, но рассудите сами, танк цель большая, да и, конечно, менее поворотливая, чем, к примеру, самолет, и на земле его не только снаряд, но и пехота, и авиация достает.