Мы останавливаемся, но слышим только гул идущих по шоссе машин, и этот непрерывный гул убаюкивает. Володя и тот замолчал. Веки отяжелели, а спать нельзя, да и неудобно.

— Семен, передохни, — решительно сказал Володя и поменялся местами с водителем машины. «Эх, посидеть бы мне сейчас за рулем, и тогда сна как не бывало», — подумала я, но вряд ли разрешит старший лейтенант, да и просить не буду. Терпеть — один выход. И я стараюсь смотреть широко открытыми глазами, а непокорные веки самовольничают, смыкаются — ведь ночь, а их, бессонных, немало прошло. Но вот машина пошла живее, а главное, Володя снова заговорил. Теперь уже о работе с ребятами, о труде преподавателя, и, оказывается — он уже два года успел поработать в школе по окончании института.

— Практика не ахти какая богатая, но на войне, поверите, все мысли и чувства обостряются, на все прошлое смотришь сквозь призму пережитого сейчас, и, оказывается, многое надо было делать по-иному, особенно в вопросах воспитания человека. Да и часто не по тем параметрам мы оценивали людей.

Интересно и правильно говорит старший лейтенант, только я бы внесла уточнение. «Не по всем параметрам» оценивали людей. По ассоциации вспомнила: как-то накануне убытия на фронт, я встретила знакомого инженера и крайне удивилась тому, что он не в армии. Помнилось, он всегда ратовал за воспитание в молодежи военно-патриотических чувств, особенно в период финских событий 1939 года и при этом всех заверял: «Я бы сам пошел добровольцем, да вот работа…» Всем казалось это естественным, хотя работал он на таком месте, где вполне был заменим. А тут, встретив меня, в самую тяжелую годину жизни нашего народа, он сугубо конфиденциально, но с торжеством, которого лицо его не скрывало, сообщил:

— Ты знаешь, на меня оформили броню, и я остаюсь здесь, надеюсь, мы сможем с тобой теперь встречаться, — многозначительно заявил он.

Прошло время в грохоте канонады, в огне борьбы, но чувство омерзения к этому инженеру только усиливалось. Вот почему мне был понятен рассказ Володи о некоторых «студентах», его бывших однокашниках.

— …Что учились больше для того, чтобы красоваться на доске отличников, а не для глубоких знаний во имя общего народного дела.

Сейчас, когда идет такое сражение и человек, особенно на фронте, подвергается самым жестоким испытаниям, причем со скоростью полета снаряда, они, эти «студентики», обнажаются, как под рентгеном, и, оказывается, в жизни они не заслуживают доски отличника. У них нет элементарной гражданственности.

— Что же выходит? — спрашивал Володя. — Надо, чтобы успеваемость не была самоцелью, а соединялась с гражданственностью, была во имя любви к народу, тогда человек будет активным строителем нового общества и настоящим защитником своей родины.