«Хорошо бы переодеться, вздремнуть», — думаю я, но, машинально взглянув на часы, поднимаюсь.

— В другой раз, Наталка, авось еще свидимся…

Наталка молча идет к скрыне, достает со дна завязанный узлом носовой платок.

— Це мои кульчыкы… Що купыв Грыцько, як мы ще тилькы поженылысь… Виддай их нашему государству, а бы швыдче прогнаты нехрыстив…

Крепко обнимаю солдатку. Единственное, что у нее осталось — память о счастливых днях, подаренные мужем сережки, и она с готовностью расстается с ними, надеясь, что они пригодятся в борьбе с врагом.

— Нет, Наталка, не возьму я твои кульчыкы, наденешь, покрасуешься в них, когда будешь встречать после победы своего Грыцька…

«Кимарнув сто двадцать минут», как любил говорить старшина Фирсов, ремонтники опять засновали взад-вперед. Работы много, а времени, как всегда, мало. К тому же тылы наши поотстали, а у нас катастрофа с горючим, скоро нечем будет заправлять машины. Но и на этот раз выручила солдатская смекалка.

— Ну и везучий денек нынче, товарищ инженер-капитан, — услыхала я знакомый, с нотками торжества, голос Лысова. — Обогатились, право слово. Теперь мы и с трофейным первосортным бензином и с двумя цистернами газойля. Взамен тех, что нам фриц с самолета пробил.

Ну что ты скажешь, оказывается, он с Шевчуком ночью снова совершил вылазку к противнику.

— Дрыхли фрицы, храпака задавали, будь здоров! Часового мы, ясное дело, сняли. И так далее… — Лысов не в силах сдержать улыбки.

Улыбаюсь и я. Фронт, как рентген, высвечивает все нутро человека, здесь сразу видно, каков ты. Вот и Лысов, попал в здоровое окружение и стал человек человеком, нашел применение и выход своей энергии, предприимчивости, — смелый, хороший солдат!

Темп наступления полка нарастал.

Вклинившись в оборону противника, мы продолжали расширять и углублять этот клин в направлении на Казатин, крупную узловую станцию.

— Эшелонов воинских там видимо-невидимо, — весело докладывал вернувшийся оттуда разведчик. — И все они, как на ладони, бери и коси!

Но попробуй косить, когда противник цепляется, что называется, зубами за каждый метр земли, оказывает жесточайшее сопротивление. На подступах к станции путь нам преградил огонь вражеских танков и самоходных орудий. Наступление наше, однако, не остановилось — и гитлеровцы, не выдержав натиска, начали пятиться.

Деревня близ Казатина, где шел бой, окутана густым дымом. Полыхают «фердинанды» и «тигры». Горят и «тридцатьчетверки», но наши танкисты гонят противника дальше, а пехотинцы уже забрасывают немецких солдат гранатами, бьют в упор из автоматов.