Нас, уже побывавших в Италии, Афины в этом смысле совсем не удивили. Наоборот, они показались куда больше похожими на Советский Союз, чем совершенно ни на кого не похожий Рим. Народ в центре Афин, особенно в районе площади Омония, был одет, примерно, так же, как и в Москве. Некоторые вывески писались также, как и по-русски. Например, «Кафе «Метропол» – только без мягкого знака на конце. Автомобили, также как и в Москве, не пропускали пешеходов на перекрестках. В Италии, стоит прохожему вступить на проезжую часть улицы, как все машины тут же останавливаются, независимо от того, какой свет горит у светофора. Да и сами пешеходы в Афинах, так же как и в Москве, переходили (и до сих пор переходят) улицу не по «зебре» а там, где им вздумается. Говорят, что только в двух столицах Европы автомобилисты не пропускают пешеходов и переходят улицу на красный свет: в Москве и в Афинах. Вот оно – единство характеров двух православных народов! Наверное, именно поэтому русские чувствуют себя на афинских улицах, как у себя дома. Так же, как и у нас, каждый ездит, как ему вздумается, и никого не пропускает. А если зайти в греческую церковь, то разницы вообще не будет никакой. Недаром Пушкин сказал: «Греческое вероисповедание, отдельное от всех прочих, дает нам особенный национальный характер».

Оказавшись в Греции, я сразу стал думать о том, как бы попасть на Афон. Оказалось, что это – далеко, на севере Греции. Расстояние, примерно, такое же, как от Москвы до Петербурга. Для поездки туда надо получить специальное разрешение. Иностранным журналистам его выдавали в Министерстве иностранных дел, в специальном отделе, который занимается делами церкви. Я опасался, что бюрократическая волокита будет долгой, но мне выдали это разрешение достаточно легко. Наверное, понравилось, что журналист, приехавший из СССР, первом делом захотел посетить знаменитую «Монашескую республику». Впрочем, разрешение для посещения Афона надо испрашивать всем без исключения, а не только тем, кто приезжал из-за «железного занавеса». Тамошние монастыри пользуются особым статусом. А, кроме того, власти ограничивают наплыв посетителей, чтобы не нарушать уединенный образ монашеской жизни.

Сейчас это выглядит просто: ну, что особенного? Взял себе журналист, да и поехал на Афон! Но в советские времена для корреспондента государственного агентства ТАСС это было необычайным поступком. Ведь тогда в нашей стране, хотя церкви уже больше не взрывали, все, что связано с религией и эмигрантами, находилось под подозрением и осуждалось властями. Эмигранты считались «отщепенцами», а служители культа «мракобесами». При входе в музей, который советские власти устроили в Казанском соборе Петербурга, было написано: «Религия – опиум для народа». Впрочем, простой народ всегда думал на этот счет иначе. По свидетельству В. Шкловского, Горький однажды поспорил с одним крупным коммунистом по вопросу: понятно ли для народа выражение: «религия – опиум для народа». Решили спросить красноармейца – караульного.