Здравствуйте, – степенно произносит один по-русски. – Отец Николай сообщил нам о вашем прибытии.

Отец Николай – это антипросоп, представитель монастыря Св. Пантелеймона в киноте – органе монашеского самоуправления, который выдает разрешения на въезд на Афон. Мы садимся на машину – подарок монахам от московской патриархии – и отправляемся в путь. За рулем – отец Амфилохий, молодой монах с волосами, заплетенными косичкой. Рядом – чернобородый богатырь, отец Виталий, а на заднем сиденье – брат Филарет. Монахи дружелюбно улыбаются – они рады приезжему с далекой родины. В те годы приезжие из СССР были очень редкими гостями на Афоне, а потому каждого встречали с почтением и заботой.

Узкая каменистая дорога петляет по горным склонам. То и дело попадаются столетние дубы и огромные, в два обхвата платаны. «Уазик» надсадно ревет мотором – ям и колдобин столько, что непонятно, как мы вообще движемся вперед и не свалились еще с крутого откоса.

Монастырь русский, значит, и дорога, как в России! – шутит отец Виталий, обеими руками держась за поручень, чтобы не выбить головой лобовое стекло на повороте.

Вон в том дупле, – указывает на громадный дуб брат Филарет, – тридцать лет жил отшельник.

А где он теперь?

Дак помер давно…

Машина въезжает в дремучий лес, и вдруг – впереди на дороге – куча обглоданных костей.

Это наш мул. Его недавно волки съели, – поясняет отец Виталий.

Все его хозяин напророчил, – с недовольным видом добавляет отец Филарет. – Муляшка заупрямился и не захотел идти домой, а тот возьми и скажи в сердцах: «Чтоб тебя волки съели!» А на другой день, глядь, они его и впрямь съели!

Среди деревьев снова блеснуло море, и «Уазик» выкатился на тенистую площадку, окруженную плотной стеной стройных кипарисов. На деревянной лавочке возле изъеденных временем дубовых ворот в высокой кирпичной стене застыл, опершись на посох, древний старец. Легкий ветерок шевелил его серебристые волосы.

Это и есть русский монастырь Св. Пантелеймона. Тихо вокруг. Негромко щебечут птицы, а с моря доносится мелодичный плеск волн. На нас старец не обратил никакого внимания, даже не пошевелился.

Отец Антоний, – с почтением пояснил один из монахов. – Пребывает в размышлении… Ему скоро 90 стукнет.

Мы вступили во внутренний двор монастыря, где поджидал архимандрит Иеремия, или, как его тут называют, отец игумен, настоятель монашеской обители, избираемый пожизненно. Загорелое морщинистое лицо, длинная седая борода, ясный взгляд – совсем как у святых старцев на картинах Васнецова или Нестерова.

Добро пожаловать в монастырь Святого Великомученника Пантелеймона! – несколько церемонно провозглашает он, с любопытством оглядывая меня живыми, внимательными глазами.