Командир угостил судью сигарой, тот взял ее, чиркнул спичкой и долго держал ее в своих прокуренных желтых пальцах, ожидая, пока я доставал из своего портсигара сигарету. Руки у Шпрехта дрожали, чувствовалось, что он сильно нервничал. Выпустив дым, военный судья начал сетовать на то, что у нашей дивизии наибольшие показатели по числу приговоров.

– Меня это сильно огорчает, я чувствую себя мясником, – заявил он.

– А в чем причины столь высоких показателей?

– Причины? – переспросил Шпрехт и пустился в пространные рассуждения, излагая то, что и так было нам известно.

Личный состав дивизии избаловался долгим пребыванием во Франции. У него снизилось стремление добросовестно выполнять служебные обязанности, серьезные приказы стали восприниматься и, соответственно, исполняться легкомысленно. У людей появилось отвращение к работе, ощущение, что они имеют право на комфорт, привычка жить в хороших, можно даже сказать, шикарных условиях. Сюда же следует отнести ослабление дистанции между офицерами и их подчиненными, панибратство, возникшее во Франции, где офицеры пропадали в казино, а рядовые вели праздную жизнь курортников.

– А следствие еще не закончено?

– К сожалению, нет. И очень жаль, что люди не делают правильных выводов из происшедшего и не рассматривают приговоры как предупреждение!

– Иногда я это чувствовал, порой боялся, но никак не думал, что разложение приняло столь внушительные размеры.

– Человеку трудно разъяснить, почему получасовой сон на посту стоит ему трех лет тюрьмы.

– Это результат пробелов в воспитании. Однако мы по-прежнему считаем, что сон на посту относится к одному из смертных грехов.

– Мне жаль людей, а сам я ощущаю себя каким-то кровопийцей.

– А что говорит генерал?

– Генерал? – переспросил Шпрехт и впервые за все время разговора рассмеялся. – Господин генерал говорит, что военные должны отвечать за свои дела по военному уголовному кодексу.

Мы распрощались с судьей, и пока Шульце попросил де ла Валле заглянуть к нему на пару минут, я отправился к старшему офицеру службы разведки.

Судя по имени, подполковник Синагл мог родиться только в Вене. Так оно и оказалось. Это был долговязый белобрысый зубоскал. Когда я зашел к нему, он с аппетитом поглощал взбитые сливки. Мне давно хотелось с ним познакомиться, но случая все не представлялось. Приходилось ограничиваться телефонными разговорами.

Я начал представляться, как положено по уставу, но он только махнул рукой и, сделав приглашающий жест, с улыбкой произнес:

– Заходите! Кофе не хотите?

С этими словами Синагл постучал тупым концом карандаша по столу, и в дверях мгновенно возник ефрейтор.