– Гм. Звучит неплохо. А оно вкусное? Нежное?

– Да, нежное, ну прямо как масло. Но перед этим я рекомендовал бы яичницу. Яичницу с беконом на английский манер. И никакого кофе, только чай. У нас есть настоящий русский чай.

– Я предпочел бы все же мясо…

– Слушаюсь, господин подполковник, кусочек холодного жареного мяса. Но перед ним яичницу. Может быть, подать ее с тостом? Хюбер раздобыл великолепную решетку для поджаривания тостов.

– Покажите!

Пока Вулике ходил за металлической решеткой, подполковник закончил бриться и вытер полотенцем подбородок.

– Ну что? Принесли? Великолепная решетка! Хюбер у нас молодец!

– К тостам я рекомендовал бы горький английский мармелад. У нас есть еще целая банка со складов Дюнкерка^[168].

– И это у вас есть? Вулике, мне становится стыдно! Вы так обо мне заботитесь!

– Не стоит беспокоиться, господин подполковник! А после завтрака предлагаю сыр. Хюбер должен был сварить великолепный сливочный сыр. У нас для этого даже своя корова есть.

– Хорошо, уговорили. А теперь сходите к доктору Хюллеру и скажите, что я приглашаю его на завтрак. Вулике, и все же мне немного стыдно, вы так стараетесь. Надеюсь, что Хюллер обрадуется.

– Еще как обрадуется, господин подполковник. Но тогда нам надо предусмотреть и коньяк… Господин главный ветеринар охотно пьет по утрам рюмочку-другую.

– Отличная идея, но тогда лучше пригласим майора Кюфера. Отправляйтесь к Вихтелю, пусть он пригласит майора Кюфера на совещание. И ничего не говорите ему про завтрак! А Хюллер пока обойдется. Напоминаю, что Кюфер командует артиллерийским дивизионом.

Вот такой примерно разговор происходил каждое утро. И пока Вулике накрывал на стол, осторожно гремя посудой и приборами, Хюбер сердито принимался за свою часть работы. Хюберу давно перевалило за 40, и он презирал этого услужливого пруссака Вулике. Свои обязанности этот человек всегда выполнял с таким видом, будто делает великое одолжение: дескать, такой великий повар, служивший в первоклассной гостинице, так и быть, снизошел до того, чтобы поджарить здесь тост, сварить сыр, подоить корову, чтобы взбить затем из молока масло. Его лицо лоснилось от жира, а ходил он только в матерчатых башмаках. Во время маршей Хюбер восседал на багажной повозке как на троне и даже сдружился с ее возничим, усатым парнем из Вены по имени Шпис. Оба считали, что у «этого пруссака», как они называли Вулике, душа дворняги, то есть собаки, привыкшей служить своему хозяину. Они угощали друг друга крепким кофе и пинали ногами таксу своего хозяина, когда думали, что их никто не видит.