Мы также узнали, что в зоне ответственности нашего полка русские на своей стороне прорыли и создали разветвленную систему траншей, подходивших до 2 метров к реке. На самодельных плотах, преимущественно по ночам, они переправлялись на нашу сторону и старались незамеченными подобраться к какому-нибудь передовому посту, с тем чтобы захватить пленных. Им приказывали доставлять наших солдат по возможности живыми.

Одним из перебежчиков оказался парень 27 лет. Службу свою он начал еще во Владивостоке, где остался на сверхсрочную. В январе 1943 года был ранен, взят в плен и лежал в немецком госпитале на излечении. Но в скором времени госпиталь захватили русские. Его подлечили, направили под Курск, и вот уже с конца мая, то есть четыре недели, он находился снова на передовой в штрафной роте. Поэтому он воспользовался первой же возможностью и перебежал к нам, памятуя о том, что у нас с ним хорошо обращались.

Затем перебежчик принялся рассказывать о своей родине. Мы спросили его, правда ли, что Сибирь покрыта снегом и льдом? В ответ парень рассмеялся, распростер руки и сказал:

– Летом в Сибири почти так же, как здесь. Край там богатый и красивый. Территория громадная, а земля очень плодородная. Только зима длится восемь месяцев. Тогда действительно холодно.

У него было с собой несколько фотографий. Пейзаж на них напомнил мне Канаду. Под конец он огорошил нас заявлением, что у него достигнута договоренность с несколькими его товарищами на другом берегу реки. Если с ним все будет в порядке, то по условленному сигналу они готовы переправиться к нам.

Три ночи я просидел вместе с сибиряком в зарослях кустарника на берегу Сейма возле деревни Березники в ожидании, что кто-то появится на поверхности воды после поданного парнем сигнала в виде крика совы. Вся рота Моттла, очень порядочного человека из Мюнхена, сгорала от нетерпения. Мы приготовили даже пачки сигарет, чтобы угостить ими перебежчиков. Час проходил за часом, но никто не появлялся. Ночи были холодными и темными, а днем дул сильный степной ветер.

В эти три дня у меня было достаточно времени, чтобы поговорить с сибиряком, который в школе изучал немецкий язык и мог неплохо изъясняться. Как выяснилось, почти все сибиряки умели говорить по-немецки.

– Интересно, почему?

– Потому, что у нас хорошие школы.

– Неужели все школы хорошие?

– Намного лучше, чем здешние, – ответил он и в качестве аргумента добавил: – У нас все новое. К нам приезжают лучшие специалисты, работы много, так как мы строим новый мир – русскую Америку.

Когда я начинал задавать вопросы о политике, парень только пожимал плечами и отвечал, что в Сибири у них есть все, в чем они нуждаются.