На следующий день меня снова отправили в штаб дивизии. Там мне сказали подождать, пока будут оформляться секретные пакеты. Выйдя на свежий воздух, я нос к носу столкнулся с генералом.

– Что поделывает де ла Валле? – поинтересовался он. – Все еще парится в сауне? Все, веселая жизнь закончилась. Пакуйте вещички!

– Господин генерал?

– Вам надлежит выдвинуться сюда и изобразить из себя дивизию. Я же с двумя другими полками пойду на юг. Оборону будете держать 5 батальонами. Я дам вам в поддержку артдивизион Кюфера и танковое подразделение.

– Мы должны держать оборону на участке фронта 40 километров шириной?

В ответ генерал только фыркнул:

– Передайте де ла Валле мой привет!

На обратном пути моим попутчиком оказался некий оберлейтенант, которому предстояло предстать перед военно-полевым судом за то, что вместе со своими унтер-офицерами он выпил весь неприкосновенный запас спиртного. Оберлейтенант пробыл у нас целый день и успел показать себя заядлым картежником, да к тому же на рояле он играл почти как Легар. Родом он был из Вены, разругался с родителями из-за девушки и поэтому пошел служить в армию. У оберлейтенанта имелись небольшие усики и длинные черные волосы. Своим видом он напоминал мне цыгана.

– Что вы будете делать, когда закончится война? – спросил я его.

Но он не ответил, а продолжал играть. Потом развернулся к нам и сказал:

– А что мне делать? Голос у меня есть, деньги с собой. Я – негодяй, поскольку предстоящий суд наверняка лишит меня звания. Пойду работать учителем или к кому-нибудь в услужение.

Мы восприняли его ответ как шутку, поскольку он захохотал и принялся хлестать одну рюмку коньяка за другой. Видимо, ему не было никакого дела до нашего участия.

На следующий день мы передислоцировались в село Дурово, растянувшееся вдоль дороги на голом месте. Лесов поблизости не было, и только небольшой ручеек питал своими водами озерцо, поросшее травой по берегам. По улице ходили женщины в изношенных, но чистых платьях. Гауптман Вильдпред и начальник финансовой службы полка подготовили к нашему приезду места для расквартирования.

Как-то раз мне пришлось побывать в городе Глухов^[180]. С нами был старший офицер службы разведки корпуса. На огромном лугу за забором из колючей проволоки мы увидели не менее 6 тысяч женщин, собранных для отправки на работы в Германию. В большинстве случаев ехать они не хотели^[181].

– Настоящий невольничий рынок! – воскликнул подполковник и, заметив, как некоторые девушки пытались поцеловать сапоги охранников, умоляя отпустить их домой, добавил: – Нам должно быть стыдно!