Расстраивало Бурлюка лишь одно — его имя продолжало замалчиваться на родине. До получения от Лили Брик изданной в 1958-м книги «Новое о Маяковском» он ещё надеялся на выход в СССР книги его стихов. После этого — особенно учитывая молчание руководства ГМИИ имени Пушкина и Государственной Третьяковской галереи в ответ на его предложения устроить выставку — он окончательно понял, что ни книги, ни выставки не будет. «Бились как рыба о (сердца людские) — утёс (Полевой-Михалков) — желая устроить выставку Бурлюка на Родине, ранее чем 80 лет стукнет (Толстой!) и оставь надежду навсегда. Успокоились», — сетовал он в письме Николаю Асееву.

Больше попыток выставиться на родине он не предпринимал, благо в Америке и Европе дела шли более чем хорошо.

Раздражение от непризнания выплёскивалось на страницы писем Никифорову, бесстрашно продолжавшему переписку. Бурлюк всё больше и больше критиковал советскую действительность — по крайней мере, в части отношения властей к современному искусству. Параллельно с этим он всё чаще и чаще хвалил новую родину. В мае 1957 года, обсуждая «Одноэтажную Америку» Ильфа и Петрова, Бурлюк писал:

«Писания Ильфа об Америке устарели. За 20 лет неслыханно наша страна САСШ шагнула вперёд. <…> Америка страна необычайных возможностей, очень богатейшая! 1000 музеев! 350 000 молодых художников. Тысячи газет… Необычайное количество всего… Нельзя писать так с кандачка — фельетонно, как И. и П. Но они мертвы, и о них лучше (de mortius aut bene aut nihil)».

Несмотря на любовь к России, Бурлюки к концу 40-х стали воспринимать Америку родным домом. Ещё в 20-х Бурлюк называет её мачехой, в 30-х помогает Марусе справиться с ностальгией и называет США «второй Родиной», а в ноябре 1957-го пишет Никифорову из Карловых Вар: «Мария Никифоровна ужас как скучает за домом — Америкой…» Бурлюк, тот самый Бурлюк, который писал хвалебные стихи о Ленине и изображал портреты Сталина на своих натюрмортах, начал критиковать советскую власть. «Мы Родину любим, ценим, но кого любишь, тому не льстишь».

11 июня 1958-го, продолжая ту же мысль, он писал: «А на Родине лижут пятки Готтузо (35-летн<ий> малознающий итальянец)… <…> а мои картины в подвалах… Идёт всё ещё спор: достаточно ли искусство Бурлюка — “искусство”… Тут что-то неладно… со вкусом и отношением. Нет пророка в отечестве своём».

После Ильфа и Петрова «досталось» давнему знакомому Бурлюков, Корнею Чуковскому, который разгромил американскую литературу на одном из съездов писателей. Вот что пишет Бурлюк Никифорову 5 июня 1959 года: