Впрочем, это не все: незадолго до того, как округлилась стройная талия графини де Монтолон, в начале июня ее камеристка – мулатка Эстер Веси – родила внебрачного сына. Поразительным было другое: на коричневом личике новорожденного оказались глазки небесной синевы, которые прямо указывали на его отца.

Завидя такое дело, камердинер Хозяина Луи Маршан выразил готовность жениться на Эстер, признав себя отцом маленького Джимми[126]. Тем более все знали, что дочь английского сержанта и камердинер Бонапарта неровно дышат друг к другу. Но тут напомнил о себе Наполеон, который категорически запретил Маршану жениться на камеристке.

– Но она мне нравится, сир! – впервые за долгие месяцы возмутился слуга. – Мы давно вместе, вы же знаете…

– Конечно, знаю, Луи, – ответил Хозяин. – Но есть определенные правила приличия. Пусть ко мне зайдет гофмаршал Бертран…

С графом Бертраном Наполеон был более откровенен:

– Представляете, граф, Маршан задумал жениться на мулатке Эстер! И даже хочет признать ребенка своим…

– Неужели? – удивился Бертран.

– Чистая правда. В любом случае, ему не следовало вести себя подобным образом. Можно только догадываться, как обрадуются газетчики и вся эта братия, узнав, что мой камердинер женится на служанке, родившей внебрачного ребенка… Не догадываетесь, Бертран, какие поползут сплетни? Этим газетчикам только дай повод – будут гавкать, пока не охрипнут…

– Не думаю, сир, что вокруг какой-то служанки поднимется большой шум, – засомневался Бертран. – Ведь если и шепчутся, то лишь о ваших визитах, кх-кх… к «нимфе», мисс Робинсон…

– Вы неправы… Во-первых, «нимфа» – из другого рода-племени, она не из слуг. Свободная женщина, у нее нет детей, и, главное, мисс Робинсон не из Лонгвуда. Эта женщина, как бы это сказать, сама по себе. А во-вторых, возможно, вы знаете, я прекратил с ней видеться уже восемь месяцев назад – сразу после того, как вредному адмиралу пришла в голову мысль установить вокруг дома солдатские посты… Так что Эстер должна покинуть дом. Вне всякого сомнения, одна! И только одна!..

(Говоря о некой «нимфе», эти двое знали, о ком речь. У миссис Робинсон, проживавшей неподалеку от Лонгвуда, было две дочери; старшей, Мэри-Энн, к тому времени уже исполнилось шестнадцать. Познакомившись с семейством, Бонапарт стал частенько наезживать к соседям, где большеглазую очаровательную Мэри-Энн именовал не иначе, как «моя нимфа».)

Свидания с «нимфой» быстро прекратились после введения караульных постов. Под рукой оставались графиня де Монтолон и ее смазливенькая камеристка Эстер. Эстер Веси была свежа, как роза, и грациозна, как горная козочка. Шестнадцатилетняя мулатка была слишком юна, чтобы не нравиться. Ну а ограниченность интеллекта девицы легко компенсировались вздернутым носиком и огромными карими глазами. Кроме того, она не прочь была пококетничать не только с плутишкой Маршаном, но и с самим Хозяином.