Да и августейшее семейство Людовика XVI ничуть не отличалось скромностью. Как рассказывала Наполеону бывшая горничная Марии-Антуанетты госпожа Кампан[127], ее госпожа не считала верность супружескому ложу эталоном добродетели. Хотя бы потому, секретничала она, что даже в ночь с 5 на 6 октября 1789 года, когда разъяренная толпа пошла штурмом на дворец, королева в это время нежилась с любовником (с кем коротал ночь Людовик – стоит только догадываться). Во время штурма полураздетая Мария-Антуанетта убежала под защиту своего мужа, ну а любовник выпрыгнул из окна. Вошедшая в покои королевы горничная отыскать ее не смогла, зато наткнулась на штаны, оставленные прытким ловеласом, которые, как она утверждала, были тут же опознаны[128].

Эх, Бурбоны! Красиво жили – за что и поплатились. Что ни говори, государство – не яблочный пирог: захотел – съел, не захотел – выбросил. В любом случае следует пережевывать то, что осталось от предшественников. Ну а если не хватает сил и мужества, нужно иметь смелость признаться в этом и покинуть пиршество. В противном случае – заставят! Не хочешь добровольно – будь добр, на эшафот, в объятья палача.

Бурбоны, Бурбоны… Они настолько привыкли к собственной безнаказанности, что, смешав в общую кучу свое и государственное, совсем забыли о простом французе. Когда вокруг загрохотало – не смогли даже вспомнить: кто он, этот француз?

О всех и каждом напомнила сама Франция. И когда из стены Бастилии был вытащен первый кирпичик, на развалинах королевства уже замаячил силуэт того, кто был способен сделать французов счастливыми. И ему поверят – точно так же, как верят в несбыточную мечту…

* * *

Короли и фаворитки были до и после «короля-солнца»; но именно Людовик XIV, по убеждению Наполеона, вызывал искреннее желание им восторгаться. А восторгаясь, в чем-то подражать. И Бонапарт подражал. Правда, далеко не всегда из этого выходил толк. Особенно в отношении фавориток. Если женщина была очаровательна, то ее умственные способности зачастую заставляли лишь досадливо кряхтеть; хотя встречалось и обратное, но намного реже.

Здесь, в Лонгвуде, Альбина де Монтолон заменила Пленнику и Жозефину, и Марию-Луизу, и даже Мари Валевскую. За неимением лучшего он был вынужден довольствоваться тем малым, что ему могла предоставить замужняя женщина, которая, казалось, даже мечтала стать очередной фавориткой пусть и свергнутого, но все же Императора.

Их близость произошла даже не случайно, а почти закономерно. Сначала (скорее, по наущению все той же графини) ложе Хозяина разделила ее камеристка; потом служанка была отодвинута, и освободившееся место заняла супруга генерала де Монтолона. Альбина оказалась хорошей и опытной любовницей. Она была учтива, предупредительна и нежна. В этой женщине было что-то такое, от чего у Бонапарта начинала кружиться голова. Нет, это были не духи (все в доме знали, что Хозяин не терпел духов!); скорее, головокружение вызывал сам запах женского тела. Опытная любовница, Альбина прекрасно знала, как одурманить мужчину: чистая кожа и роскошные волосы сделают все без тебя.