Таким образом, вся переписка осуществлялась через местную администрацию. Впрочем, как и сношения с местными – лишь с разрешения. За снабжение «генерала Бонапарта» деньгами и вещами – привлечение к суду (по обвинению в пособничестве побегу). Не разбежишься…

Дурачье. Уважение заслуживается не глупыми выходками, а достойным «джентльменским» (как они, британцы, любят это слово!) поведением. На месте Хадсона Лоу должен был быть человек с сильным и твердым характером; по крайней мере, в прошлом – хороший командир. Этот губернатор ведет себя, как сын мелкого лавочника – склочный, мелочный и падкий на грубую лесть. С подобными типами труднее всего. Они глупы и низки по природе – неуживчивы и с болезненным «эго»; по сути, неизлечимые больные, рискующие последние дни провести в психиатрической клинике…

Впрочем, безумцев на своем веку Наполеон насмотрелся превеликое множество. Достаточно сказать, что проявление отваги и героизма – разве не форма безумства? Не каждому по силам, пройдя сквозь мясорубку кровавого сражения, остаться спокойно-хладнокровным. Даже при прокаливании металла часть его, не выдержав температуры и давления, приходит в негодность; что уж говорить о человеческих нервах – таких хрупких и нежных?..

Прогуливаясь как-то с Барри О’Мира (Бонапарт, уважая этого британского лекаря, любил вести с ним долгие беседы), он узнал от доктора о расстреле в Париже маршала Нея.

– Он был храбрым человеком, этот Ней, – вспоминал Наполеон. – Храбрейший из храбрых. Но при этом был сумасшедшим. И умер, не испытывая чувства уважения к человечеству. Он предал меня в Фонтенбло: воззвание против Бурбонов, которое, как он заявлял в свою защиту, было передано ему по моему указанию, на самом деле было написано им самим, и я никогда ничего не знал об этом документе, пока он не был зачитан войскам. Это верно, что я направил ему приказ подчиниться мне. Но что он мог сделать? Его войска покинули его. Не только войска, но и народ имел желание присоединиться ко мне…

* * *

С Барри О’Мира было легко. У этого парня имелось главное – исключительная порядочность. А еще – глубина познаний и широкий кругозор. При его умении тактично общаться с людьми доктор не любил сплетен и отличался честностью. Сделать его шпионом в «лонгвудском логове» губернатору так и не удалось. О’Мира быстро сошелся с Наполеоном, став ему если и не другом, то уж точно единомышленником. В любом случае, Бонапарт ему доверял.

А еще ирландец оказался бесценным источником той информации, которой здесь так не хватало, – о жизни на острове, в том числе – в стане врага. Именно поэтому Наполеон и О’Мира любили часами гулять в саду, где подолгу вели беседы. Говорили не только о Хадсоне Лоу и его окружении, но и о многом другом – от философии и военных баталий до болезней и способов их лечения. Иногда могли увлечься совсем посторонними темами…