– Поступок, – кивнул Райнер.

– Ну да, – согласилась я. – И Беате Ниман решила проследить судьбу счастливо спасенной фрау Леон. Обратилась в ведомство по реституции и узнала, что отец ее не просто шантажировал фрау Леон – он дал этой женщине расписку, что если она продаст дом по копеечной цене, то он ее не депортирует. Через четырнадцать дней после продажи дома женщину депортировали сначала в Терезиенштадт, потом в Освенцим, где она была убита.

Хёсс громко охнул.

Я продолжала:

– А мать и старшие сестры просто врали Беате о том, какой отец прекрасный человек, – ясно, что они во всём его поддерживали. Ну а потом клубок стал постепенно распутываться, и Беате узнала, что невиновный отец угробил полмиллиона человек. Такая вот история. Кстати, она знакома с Никласом Франком.

– Да? – на упоминание имени Франка Райнер, я заметила, всегда реагировал по-особому, казалось, даже несколько расслаблялся, успокаивался.

Из истории Беате Ниман: «О выходе книги Никласа Франка об отце я узнала из статьи в “Штерне”. Тогда я сказала себе, что меня это не касается. Мой отец невиновен, его нельзя сравнивать с такими преступниками, как Франк. Саму книгу я прочитала всего лишь лет пять-шесть назад. Книгу о его матери я тоже читала, я была на ее презентации, здесь, в Еврейском музее в Берлине. Я очень ждала выхода этой книги. Мы очень хорошо поговорили с Никласом Франком, мне пришлась по душе его аргументация, понравилась его серьезность и откровенность. Но сама книга вызвала во мне некое отторжение, как, впрочем, и его книга об отце, о сведении счетов с отцом. Я не жила с отцом и не уверена, что смогла бы столь открыто высказать свое мнение. Обе книги меня испугали беспощадной прямотой. Но я понимаю, что по-другому написать он не мог. И не мне судить его».

Хёсс молча курил. После долгой паузы спросил:

– И как она сейчас?

– Ничего, – ответила я спокойно, – ходит в школу к внукам и рассказывает о том, почему нацизм это плохо. Как-то так…

– Это она правильно делает, – задумчиво кивнул Хёсс, видимо, решая что-то для себя. Не давая ему провалиться в раздумья, я поинтересовалась:

– Райнер, вот Беате Ниман поначалу была шокирована открытиями – она рассказывала, что даже тяжело заболела, после того как узнала, кем был ее отец. Как происходило твое погружение в жизнь деда? Понятно, что материалов было немного. Но из того, что ты видел, что-то поразило?

Хёсс долго не раздумывал:

– У меня волосы вставали дыбом, когда я прочитал у Брошата в книге, что после ареста в Польше с дедом обращались по-человечески. А ведь это были те люди, которых он уничтожал, те люди, которых он подвергал страшным мучениям. Я не мог этого представить.