Заканчивая автобиографию, за полтора месяца до собственной казни, дед Райнера написал:

«Никогда я не согласился бы на самовыражение, на раскрытие моего тайного ”Я“, если бы здесь меня не встретили с разоружающей человечностью, с пониманием, которого я ни в коем случае не мог ожидать. Благодаря этому человеческому пониманию я приложил все усилия к тому, чтобы, насколько это возможно, вскрыть суть дела. Но я прошу при использовании этих записок не предавать гласности всего, что касается моей жены, моей семьи и моих душевных порывов, моего внутреннего отчаяния. Общественность может видеть во мне кровожадного зверя, садиста, убийцу миллионов – ведь широкие массы никак не смогут представить коменданта Освенцима другим. Но никогда они не поймут, что он тоже имел сердце, что он не был плохим. Эти записки содержат в себе сто четырнадцать листов. Всё это я написал добровольно и без принуждения. Рудольф Хёсс. Краков, февраль 1947 года».

«Никогда я не согласился бы на самовыражение, на раскрытие моего тайного ”Я“, если бы здесь меня не встретили с разоружающей человечностью, с пониманием, которого я ни в коем случае не мог ожидать. Благодаря этому человеческому пониманию я приложил все усилия к тому, чтобы, насколько это возможно, вскрыть суть дела. Но я прошу при использовании этих записок не предавать гласности всего, что касается моей жены, моей семьи и моих душевных порывов, моего внутреннего отчаяния.

Общественность может видеть во мне кровожадного зверя, садиста, убийцу миллионов – ведь широкие массы никак не смогут представить коменданта Освенцима другим. Но никогда они не поймут, что он тоже имел сердце, что он не был плохим.

Эти записки содержат в себе сто четырнадцать листов. Всё это я написал добровольно и без принуждения.