Только избавились от этой головной боли, как в Вашингтоне назрела другая проблема, поставившая под угрозу срыва IPO как таковое.

Бизнес прямых инвестиций с давних пор пользовался двумя важными налоговыми льготами. Во-первых, его компании могли вычесть процентные платежи по долговым обязательствам из налогооблагаемой базы, что давало им преимущество перед компаниями, осуществлявшими финансирование с большей долей акционерного капитала. Во-вторых, поскольку бóльшую часть денег партнеры в компаниях прямых инвестиций зарабатывали в форме фиксированной доли вознаграждения (20 % от инвестиционной прибыли), то и бóльшая часть их дохода облагалась налогом на прирост капитала. Вместо того чтобы платить максимальную ставку в 35 % подоходного налога, предусмотренную в США для граждан с высоким уровнем доходов, они платили с большей части своих доходов всего 15 % налога на прирост капитала. Аналогичные правила существовали и в Великобритании, поэтому в обеих странах воротилы бизнеса прямых инвестиций, как метко заметил управляющий одним британским инвестфондом, платили налоги по более низким ставкам, чем их уборщицы.

Помимо этих давних налоговых традиций, Fortress и Blackstone извлекали выгоду из налогового законодательства, изначально предназначенного для партнерств, работащих в нефтегазовой отрасли и занимающихся инвестициями, что позволяло им избежать корпоративного налога на прибыль при выходе на публичный рынок.

На протяжении предыдущего года разные сенаторы и конгрессмены не раз выступали с идеей изменить налоговый режим для доходов в форме фиксированной доли вознаграждения, который применялся к управляющим фондами прямых инвестиций и хедж-фондами. Пресса была полна историями о гуру из хедж-фондов, заработавших за 2006 г. больше $1 млрд, а Fortress в ходе IPO раскрыла информацию о том, что трое ее основателей, Уэсли Эденс, Питер Бриджер-младший и Майкл Новограц, а также двое других старших менеджеров незадолго перед IPO получили от компании $1,7 млрд{519}.

Льготный режим, связанный с налогом на прирост капитала, не был исключительной привилегией управляющих фондами прямых инвестиций и хедж-фондами. Он проистекал из общих принципов налогового законодательства и законодательства о партнерствах, а также поразительного разрыва в ставках налогов на обычный доход и на прирост капитала. Фиксированная доля вознаграждения состоит из инвестиционной прибыли, которая в целях налогообложения рассматривается как прирост капитала, а закон о партнерствах разрешает распределение прибылей среди различных категорий партнеров по усмотрению партнерства. Например, во многих семейных и других компаниях, организованных как партнерства, руководители получают бóльшую долю прибыли – будь то обычные доходы или прирост капитала, – чем пассивные собственники-партнеры, независимо от того, инвестировали ли руководители собственный капитал или нет. То же самое верно для многих партнерств, инвестирующих в сферу недвижимости. Следовательно, изменение законодательства для управляющих фондами прямых инвестиций и хедж-фондами потребовало бы создания отдельного закона специально для них или более глубокого пересмотра всего налогового законодательства{520}.