– Не поминайте имя Господа всуе! – пропыхтел тем временем священник, темнея лицом. – Ангелы безгрешны, а эти дети уже познали вкус греха и пустили кровь из баловства.

– Кстати, – нервно произнес Михаил Иванович, – одного из Христовых ангелочков сегодня багром выловили. Кирилла Рудакова.

– Так он бесенок как есть! – не сдавалась крикливая тетка. – Не чета моему Егорке! Туда ему и дорога, сволочи малолетней!

Рудакова почернела лицом и, точно мертвая, упала в подставленные руки отца Спиридона.

– Это кого ты сволочью назвала, мразота? – подал голос кто-то из подошедших деревенских.

– Успокойся, Тань! – крикнули из мужиков.

– Сейчас, только эту чертовку успокою!

Женщина вылетели и вцепилась в обидчицу.

– Помогите! Убивают! – заголосила та, отбиваясь

Шум! Гам! Заволновалось белое море рубашек, нахлынуло, поглотило сцепившихся женщин.

– Прекратите! Прекратите! – орал участковый.

– Побойтесь Бога! – вторил священник, придерживая стонущую Рудакову.

Да кто их слушал?

Акулина снова заревела, и ветер поднялся сильнее, принес с реки серые облака.

– Гадкие тетки! – хныкала девчонка. – Наказать их надо!

Размазывая слезы и сопли, смешно грозила кулаком. Вот только Андрей не смеялся. Акулька пугала его. Вернее, не столько его, сколько затаившегося в груди Павла.

– Так же, как ты деда наказала? – сипло спросил он, словно крючок с наживкой забросил. – В ту ночь, когда пришла к нему в последний раз…

И затаил дыхание.

– Его не хотела, – сквозь слезы пробубнила Акулина. – Он сам виноват! Зачем меня больно схватил?

– Как схватил? – эхом переспросил Павел.