— К нему ты и направился?

— Разумеется.

Кабинет директора был светлым. Солнечные блики играли на лакированных волнах небрежно постеленного линолеума, на светлой полировке деревянных панелей, на обширной и для пущей солидности обрамленной седыми волосами загорелой лысине крупноголового мужчины, который монолитом возвышался над столом. Крупный нос, крупный подбородок, резкие носогубные складки — все в директоре было основательно и без экономии.

— Оперуполномоченный уголовного розыска Кромов, — отрекомендовался Кромов.

— Очень приятно, — ответил Иван Васильевич, предлагая ему сесть. — Что-нибудь случилось на моей фабрике?

— Я по поводу истории с письмом…

Лицо директора стало скорбным:

— Я-ясно… Не очень красиво получилось… Из-за этой, как вы выразились, истории с письмом, я столько здоровья потерял… На днях в главк звонил, просил, чтобы освободили от занимаемой должности…

— Да-а?

— Да… Руководитель, пусть даже небольшого предприятия или подразделения, должен быть авторитетом для подчиненных… А после этого… Трудно, трудно воспитывать подчиненных… Люди смотрят, а во взгляде…

— Главк удовлетворил вашу просьбу?

— К сожалению — нет, — сокрушенно развел ручищами директор, и Кромову подумалось, что он бы неплохо смотрелся за баранкой «КамАЗа» или «К-700», а Иван Васильевич огорченно продолжил: — Но выходит так, что мы вынуждены расстаться с Людмилой Васильевной… Она уже и заявление подала… Москва подписала… Я-то им звонил, чтобы уговорить помогли, а они мне сообщили… Ума не приложу, где такого специалиста найти? Да что, такого! Хоть бы в половину знающего… Она же умница, профессионал… Я без нее, как без рук…

— Тогда, может, не отпускать, — посоветовал Кромов.

— Не хочет она здесь работать… Косятся все. Я-то вытерплю, а вот женщине трудно…

Кромов неожиданно спросил:

— Вы действительно подвозили ее домой?

Кустистые брови директора осели на веки:

— Да-а… Вы тоже думаете…

— Я не думаю, я спрашиваю, — улыбнулся Кромов. — Спасибо за откровенность.