— Не за что… — приподнялся директор и, видя, что оперативник вот-вот покинет кабинет, не удержался: — Скажите… Почему, собственно, этой… клеветой заинтересовался уголовный розыск!

Кромов обернулся, задержал на нем взгляд:

— Муж Мозжейкиной пытался покончить с собой.

— Что-о?!.

Кромов долго не отвечает на вопрос Добровольского. Потом пожимает плечами, приглаживает отросшие до немилицейской длины волосы:

— Если честно, то Иван Васильевич производит впечатление руководителя средней руки… какое и должен производить. Сокрушался, что все так вышло, хотел к Мозжейкину в больницу ехать, да я отсоветовал…

Добровольский вынимает из сейфа заключение экспертизы, протягивает Кромову:

— Полюбопытствуй.

Глубоко посаженные глаза оперуполномоченного быстро пробегают по строчкам. Потом он удовлетворенно улыбается:

— Я же в справке писал… Но сразу как-то не сообразил посмотреть ту пишущую машинку. Другие смотрел, а эта в красном уголке стояла… Короче, понесся на ВЦ, надеялся, что там кто-нибудь слышал голос анонимщика. Если звонили домой, могли звонить и на работу… Да и просто хотелось поговорить о Мозжейкине.

Начальник ВЦ, степенная женщина в строгом костюме, поправила на тонкой переносице очки, секунду помедлила, словно раздумывая, позволить ли работнику уголовного розыска отвлекать ее подчиненного в рабочее время, потом проговорила низким грудным голосом:

— Хорошо… Сейчас приглашу Токаченко.

Она порывисто встала, но Кромов задержал ее:

— Подождите, я бы хотел с вами побеседовать!

— Пожалуйста, — замерла начальник ВЦ. — Только едва ли я смогу быть вам полезна. В тот день меня и на работе не было, в библиотеке занималась…

— Не замечали ли вы, чтобы Мозжейкин в последнее время как-нибудь не так вел себя, нервничал… Может, жаловался на что-нибудь или на кого-нибудь?

— Мне он ничего не говорил… Но я и сама видела, что он замкнулся в себе, осунулся, рассеянным стал… Он и так не из тех, кто душу выворачивает, а последние месяца два и вовсе в бирюка превратился… И еще эти звонки…

— Звонки? — насторожился Кромов.