Добровольский сокрушенно качает головой:

— Пять повесток ему посылал — не является, хоть лопни. И живет-то на станции, где редкая электричка останавливается. Пришлось участкового на мотоцикле гнать, по такой-то погоде…

— Сам-то думаешь обедать? — спрашивает Кромов.

На лице Добровольского появляется сожаление:

— Времени нет… А ты проголодался?

— Мне что, я в отпуске. Поговорим с тобой и пойду домой, пообедаю, вздремну, — язвительно произносит Кромов.

— А я и так перезимую, — обрадованно отвечает следователь. — Давай дальше. Узнал ты, что голос женский и…

Кромов морщится:

— Склероз нажил, пока на юге прохлаждался. Прежде, чем на ВЦ бежать, я в отделе кадров «Художественной росписи» побывал.

Тесная комнатушка отдела кадров фабрики «Художественная роспись» была плотно заставлена сейфами. На сейфах громоздились папки с бумагами, картотечные ящики, груды бланков. Со всем этим мирно уживался бронзовый бюст поэта, певца русских берез.

Кромов взглянул на пропыленный кудрявый чуб, потом перевел взгляд на рослую хозяйку кабинета.

Машинально поправляя прическу, она выслушала его просьбу, указала на втиснутый между столом и подоконником стул:

— Усаживайтесь… Сейчас найду список уволившихся за последние полгода…

Кромов сел. Правда, тут же ему пришлось вжаться в спинку стула, так как в поисках списка кадровичка широко распахнула дверцу сейфа, которая оказалась в опасной близости от носа оперуполномоченного. Вскоре дверца с лязгом вернулась на место, и Кромов вздохнул полной грудью.

— Держите, — подала кадровичка картонный скоросшиватель, а сама погрузилась в изучение каких-то размноженных на ротаторе бумаг.

Кромов переписал фамилии и, вернув папку, попросил личные листки по учету кадров. Когда записная книжка оперуполномоченного пополнилась адресами уволившихся работников, он поинтересовался:

— Мозжейкина действительно увольняется?

Кадровичка кивнула, не отрываясь от бумаги:

— Я уже приказ подготовила, жду письма из Москвы. Поскольку должность начальника планового — номенклатура главка, они должны утвердить.