— То есть предложил уволиться?

— Да… Но я отказалась. Меня работа устраивает.

— Больше об этом не заходила речь?

Мозжейкина вздыхает:

— Как отчет, так все снова… Но я ни разу не пошла на…

Видя, что она не может подобрать подходящего слова, Кромов помог:

— На фальсификацию отчетов, а если применять уголовно-правовую терминологию — на приписки.

— Да, — с трудом соглашается Мозжейкина.

— Почему вы не обратились в милицию, в главк, наконец?

— Я не подумала…

— Что это может привести к подобным последствиям?

— Вы считаете?..

Поднимаясь, Кромов со скрежетом отодвинул стул, сухо ответил:

— Пока я ничего не считаю.

На фабрику он зашел уже как свой человек, отыскал на втором этаже замызганную дверь с табличкой, на которой выцветшей бронзой было начертано «АХО». Комнатка, куда он протиснулся, размерами напоминала одноместный туалет. Ядовито-синие панели делали эту ассоциацию еще более весомой.

Хозяин кабинета, сухорукий мужчина с испитым лицом, вскинул блеклые глаза. Кромов представился, хотя чувствовал, что нет в этом особой нужды, поскольку взгляд мужчины свидетельствовал — ему известно, кто к нему явился.

— Меня интересуют имеющиеся на фабрике пишущие машинки, — без предисловий сообщил Кромов.

Начальник АХО ответил четко:

— Три штуки имеется. У секретаря. У кассира. В плановом.

Эти машинки Кромов уже видел. Буква «Й» на них присутствовала. Поэтому он проявил настойчивость: