Не успел я проглядеть заголовки, как официант обернулся с моими café au lait[192], круассанами и джемом. Я надел очки для чтения и поискал некролог Крузмарка. Ничего. Никаких новостей об охоте полицейского департамента Нью-Йорка за Гарри Ангелом или вообще о Нью-Йорке, не считая какой-то заварушки в ООН. Напомнив себе зайти в «Мистраль» за «Дейли Ньюс», я открыл страницу с «PS из Парижа» – колонкой Арта Бухвальда на задней странице – и, не торопясь, прочел за кофе. Я любил нестандартный юмор Бухвальда. Его колонка всегда меня смешила. В наши дни это редкость. На середине текста я заметил на улице копа. Дохлый легавый из вчерашнего джазового погребка. Вопреки светлой погоде он шел в шерстяном пальто, шарфе и бурой федоре с узкими полями. Я увидел, что он меня срисовал, и вынул «Дерринджер» из сумки, спрятав под газетой на столе.

Серый призрак подплыл ко мне. Вблизи он выглядел выше, чем казалось на расстоянии из-за его скрюченной осанки.

– Ты Джонни Фаворит, верно? – спросил он, нависая надо мной.

Он бормотал монотонно, с отрывистой дикцией киношного крутыша. Уверенный, что это коп, я запустил руку под «Триб» и взялся за двухзарядник.

– А кто спрашивает?

– Слышал, как ты вчера пел в клубе «Сен-Жер- мен-де-Пре». Я Билл Берроуз. Не против, если я присоединюсь? – Незнакомец сел напротив, не дожидаясь приглашения.

– И чем занимаешься, Билл? – спросил я с пальцем на курке.

– Я? Беседую с тобой, – не понял он.

– Нет. Работа у тебя какая.

– Ну… – Он как будто задумался. – Думаю, меня можно назвать писателем.

– Это ты, что ли, писал про Тарзана?

– Нет. Это мой дальний родственник, Эд. Такой дальний, что даже не родственник.

– Я сам-то не читал. Видел фильмы с Джонни Вайсмюллером, когда был в средней школе. – Я малость расслабился. Копы не говорят, как этот субчик. – И какие книжки пишешь, Билл?

– Психические травелоги о путешествиях в подсознание, – ответил он ровно и монотонно. – Которые в основном не публикуются.

– Откуда тогда хлеб с маслом?

– Я наследник старой династии производителей арифмометров.

Берроуз оказался выросшим нахлебником – самым худшим видом бродяги, от которого семья откупается каждый месяц, лишь бы он держался подальше от дома. У столика появился расторопный официант, и, пока иждивенец заказывал себе кофе, я незаметно убрал «Дерринджер» обратно в сумку. Разговаривая с официантом, Билл положил левую руку на стол, и я заметил, что у него нет последней фаланги мизинца. Когда он снова повернулся ко мне, я достал портсигар и предложил «Лаки».