– Ваши руки, – сказал Джордже. – После работы в саду они будут плохо выглядеть.

Грейс сделала шаг и взяла его руки в свои, поднеся к лицу. Грубая, сухая кожа, пальцы в мозолях и шрамах – карта, старый свиток, давно не видевший солнца, но Грейс чувствовала в них силу. Это были руки не просто садовника, но солдата. Она вложила свои руки в его, дав возможность увидеть кожу, испещренную порезами и ранами, что она получала, проходя отцовские испытания. В холодное время года он предпочитал тренировку самообладания водой: она держала руки под ледяными струями, не издавая ни звука, не морщась и не жалуясь, отчего кожа высохла как пергамент, особенно сильно страдали костяшки и подушечки пальцев – трескались и кровоточили.

Их больной вид обезоружил Джордже.

– С такими руками нельзя работать в саду – можно занести инфекцию.

– Я надену перчатки.

– Когда руки вспотеют, станет больно.

– Я умею терпеть боль.

– Лучше подлечить их немного.

– Как?

– Смазывать растительным маслом и делать смягчающие компрессы.

– Я вылечу их.

Джордже вернулся к работе.

– Если сдержите слово, я буду знать, что вы настроены серьезно.

Всю следующую неделю Грейс воровала масло с кухни: подсолнечное, рапсовое, оливковое – натирала им руки, заворачивала в старый шарф и ложилась спать. Лечение давало слабые результаты, ведь отец, как и прежде, жестоко тренировал ее волю.

Так прошел тщетный месяц попыток.

– Извините, Джордже, – сказала Грейс, войдя в оранжерею. – Вы были правы.

Он жестом приказал ей подойти ближе, долго изучал ее руки, точно очередное редкое растение, о котором был вынужден заботиться, но, к удивлению Грейс, после осмотра протянул ей перчатки.

– Будет больно.

С этого дня они работали в оранжерее вместе, точнее, работал Джордже, а Грейс наблюдала за его спорыми движениями. Порой он позволял ей повторять и заставлял объяснять каждый шаг. Грейс была старательной и прилежной ученицей, но иногда так увлекалась, что забывала о времени. В качестве наказания ей приходилось дольше стоять на горохе и оставаться без ужина.

Особым удовольствием для Грейс было гостить в домике Джордже – таком же простом и скромном, как и его временный хозяин. Здесь в камине всегда горел огонь – Джордже, в отличие от отца, не устраивал ей испытаний водой, не заставлял читать Библию, никогда не упрекал в недостаточной выносливости. Джордже не умел упрекать. Он умел работать в саду.